Денис Субботин - ПРИНЕСИТЕ МНЕ ДРАКОНА

- Строри!! - заорал Ян, цепляясь за леера, чтобы не вывалиться за борт. - Руль, руль держи!

Гном мигом сообразил, что прам разворачивается очень неудачно - слишком близко к берегу, да ещё и в кормой вперед. Бросившись грудью на правило, он вместе с очнувшимся от растерянности Роком остановил заворот корабля. Очень не вовремя остановил, потому как в борьбе с непокорным правилом гном совершенно забыл о направлении, и теперь ему предстояло пожинать плоды собственной непредусмотрительности. Прам встал поперек реки и, по прежнему отрабатывая реверс, молотя колесами и выправленным пером руля, на всем ходу влетел в берег противоположный - в кусты, в топляки, в ил и грязь.

Походя влепив Року оглушительный подзатыльник, Ворчун перевалил рукоятки хода вперёд. Плицы взмолотили мутную воду, прам натужно дёрнулся вперёд.

- Ты что творишь?! - это уже Ян ввалился на мостик. - Глуши! Глуши, тебе говорю!

Ворчун и сам уже понял, что погорячился. Колёса, провернувшись с грохотом и треском ещё пару-тройку раз, застыли. Прам оторвался от берега, и теперь его разворачивало носом по течению.

- Ну? - хрипло спросил Ян, налитыми кровью глазами воззрившись на Ворчуна.

Тот выглядел сконфуженным, но, как любой гном, попавший в неловкую ситуацию, тут же принялся орать. Ещё до того, как услышал первое обвинение в свой адрес.

- И чего ты на меня уставился?! Да, повредили руль, и что, теперь Строри за все в ответе?! Учить надо было молодого лучше, да требовать больше! Ишь, распустил команду, а я теперь крайний!…

Ян несколько мгновений молча смотрел на беснующегося гнома, потом махнул рукой и, сгорбившись, пошел прочь с мостика. Ворчун мгновенно заткнулся, сообразив, насколько их командир устал и отчаялся. Подскочил к Яну. Приобняв за плечо, загудел успокаивающе:

- Ну, ты чего, командир. Ну, подломили руль маленько. Да ерунда всё, не бери в голову. Дойдем как есть, а в Трампе отремонтируемся - еще лучше будет работать…

Несмотря на бодрые заверения Ворчуна, смотреть на руль без содрогания было невозможно. Каким-то чудом толстое деревянное, окованное железом перо не раздробило, и оно могло даже немного поворачиваться. Из-под оковки торчали лохмотья древесины.

А колёсам пришёл конец - полный и бесповоротный. Теперь можно было лишь ностальгически вспоминать о том времени, когда корабль «всего лишь» тянуло вправо, и его ход можно было легко скорректировать рулем и колесным тормозом. Прам рыскал в разные стороны и, оправдывая свое название, подобно вставшей на тропу гончей, выписывал по поверхности замысловатые зигзаги.

Дать сколь-нибудь значимую скорость было совершенно невозможно: как только колеса начинали крутиться хоть чуточку быстрее, вибрация и грохот становились совершенно нестерпимыми, грозя разрушить всю конструкцию. Вот и выходило, что весь путь придется проделать на малых узлах - ночью, по кишащей водяными троллями реке. Без патронов…

Темнота наваливалась неумолимо. Солнце вовсе не собиралось задерживаться на небосводе сверх отведённого ему времени, и время, когда еще что-то можно было предпринять, было на исходе.

Ян оглядел реку. Пока она была спокойной и тихой, равнодушной к чужой беде - людской там или орочей. Пока не стемнело. Вот тогда-то водяные тролли и полезут из всех омутов и бочаг - резвиться и искать пищу. Будучи не слишком подвижны вне воды, они не были опасны споро идущему по реке праму. Но искалеченный «Звёздный гонец» не шел - ковылял, спотыкаясь: почти безоружный, практически неуправляемый, без здоровых бойцов на борту. Самая что ни на есть добыча!

- Ворчун, к рулю, - Ян говорил тихо, но так велико было напряжение трапперов, что им казалось - кричал. - Вилли, к левой картечнице. Рок - всё оружие тащи сюда! Порох! Всё, что есть на борту! Наката, на тебе палуба. Как полезут - вычищай. Упаси Бог, эти твари ещё чего искалечат: куковать нам на воде, да недолго…

Ощущая нависшую смертельную угрозу, все работали споро и слаженно. Только Рок в самом начале, сознавая безусловную свою вину, рванулся было бегом, но зацепился за что-то, споткнулся и загремел кубарем по палубе. Даже в быстро сгущающихся сумерках было видно, как потемнело от стыда лицо гоблина. Впрочем, никто его не попрекнул за растяпистость, не улыбнулся даже - не до того было.

Прам словно почувствовал беду своих хозяев - пока ничего не ломалось, а что было сломано - о себе не напоминало. И, хотя темнело стремительно, на какой-то миг все поверили: проскочить всё же возможно.