Андрей Круз - Эпоха мёртвых. Прорыв

Кстати, изобилие женщин в отряде, напрягавшее меня поначалу, стало почти привычным. Причина проста — изменились основы самой жизни. Выживать нужно всем, и иметь востребованную в новых реалиях профессию тоже хотят все. Боец — это теперь профессия. Самая обычная, в ряду многих, потому что потребность в бойцах у общества в процентном выражении стала куда больше, чем раньше. Ни проехать теперь без опаски, ни добыть что-то, ни привезти — опасен каждый шаг за стенами людских анклавов. Вот мы и следуем… за требованиями рынка. Странно даже становится, как думаю об этом.

Даже Машу взять, например — красивая женщина, мать двоих детей, мне бы к ней и относиться соответственно, а не получается. Раз в отряде — всё, «активный штык», боевая единица, что угодно, военно-учётная специальность «снайпер», а по-другому думать о ней не получается. Это хорошо или плохо? Пожалуй, что хорошо. Мне командовать надо, а не размышлять о сущностях. А начнёшь много размышлять, не сможешь приказать что-то, и тогда кончился ты как командир. Если бы я о Маше как о женщине думал, смог бы я отдать приказ завалить того зсбэшника «фармкоровского» в посёлке Васильевский Мох? Очень сомневаюсь.

Елена, заведующая столовой, сама прикатила нам тележку с завтраком — яичница на огромных сковородках, с сосисками, помидорами и поджаренным беконом, гренки и чай. Сноровисто расставила всё по столу, затем сказала:

— Тут слухи ходят, что вы куда-то далеко собрались. В общем, удачи вам, ребята, возвращайтесь скорее.

Мы хором поблагодарили, после чего принялись за еду. Хорошо, что заранее предупредил, чтобы по количеству очень не размахивались — ели все вяло, хоть и торопливо. Так, лишь бы хоть что-то в себя запихать.

Потом обнимались, целовались — всё как положено. Дети Маши и Большого были сонными, но никто из них не плакал и не пугался — вроде как уже привыкли к новому ритму жизни. Дети вообще ко всему быстрее привыкают, в отличие от взрослых. Потом осталось только скомандовать: «Выходи строиться».

Уже привычно построились перед машинами, и я потребовал провести последнюю проверку. Ну и сам полез в УАЗ. Пулемёт, снизу коробки с лентами, РПК [10] РПК — ручной пулемёт Калашникова. у переднего сиденья, стоймя, под панелью — «банки» к нему. За спинками сидений канистры с бензином, боекомплект в железных ящиках, вязанка «Мух», накрытая полиэтиленом. Всё на месте, всё в порядке. Рация пристроена безопасно, притянута медицинскими резиновыми жгутами. Тоже — в порядке.

— По машинам!

Привычный маршрут до КПП. Мы во главе колонны, за нами следом сурового вида «буханка», вся в решётках, с длинными антеннами на крыше и с немецким военным прицепом сзади. За ней второй УАЗ, пулемёт сейчас стволом в небо задран, видны лица в шлемах, масках и очках, даже не поймёшь, кто там где. Ничего так выглядим, решительно, остаётся надеяться, что это и вправду врагов вероятных напугает. Три раза «ха».

Проверка на КПП, регистрация, гул открываемых металлических ворот, и серая лента дороги ложится под колёса. Есть, тронулись! К нашей главной цели, которая от нас далеко и путь до которой ожидается не слишком лёгким. Ладно, делай, что должно, и будь что будет — что тут ещё скажешь.

Я подхватил РПК, откинул сошки, пристроил его на отброшенное вперёд лобовое стекло, накрытое толстой фанерой. Так спокойней и надёжней, из этой машинки можно быстро и довольно точно сразу много пуль накидать в нужное место, а над головой у меня ещё и ствол ПКМ виднеется, за которым пристроился Большой. Он у нас теперь стрелок-радист, поэтому сидит в головной машине, рядом с рацией, а второй пулемётчик, Сергеич, едет в замыкающей.

— Шмель, старайся быстрее семидесяти даже по трассе не разгоняться, — сказал я нашему водиле. — И горючка экономится, и ветер мешает меньше.

— Да понял я, говорили же об этом, — ответил он.

— Ну, лишний раз не помешает, ты у нас не Цезарь, чтобы столько дел сразу делать.

— Это каких дел? — спросил он с подозрением.

— Одновременно слушать и запоминать, — гыгыкнул я.

— Сам дурак.

«Уазик» выбрался на шоссе, притормозил на секунду, мы огляделись. Затем я сказал в короткую рацию:

— Чисто, продолжаем движение.

Опять я с Татьяной расстался, она в замыкающей машине баранку крутит. Норовила ко мне в головную перескочить, но нельзя — «головняк» должен вести самый опытный, то есть Шмель. Поэтому у нас тут мужской коллектив получился. А в замыкающей с ней и Вика, и Маша, ну и Сергеич — единственный мужик.