Владимир Перемолотов - Звездолет «Иосиф Сталин». На взлет!

За иллюминатором мелькнула красная ракета, показывая пилоту аэроплана, что тот заигрался. Летчик никак не прореагировал.

– Места ему мало? Ослеп он, что ли? – спокойно поинтересовался Деготь.

Не угадал…

Надежда на то, что летчик ослеп, пропала совершенно, когда тот вновь вышел на встречный курс.

– Разные есть лихачи в авиации, – медленно сказал Федосей, не отрывая глаз от самолета. Аэроплан можно было рассмотреть сквозь толщину стекла иллюминатора только боковым зрением, и от этого невозможно было оценить расстояние и сообразить, чем еще собрался их удивить пилот. – Есть дураки, которые удаль свою показывая, вокруг дирижабля вполне могут мертвую петлю прокрутить. Хватит ума…

Под днищем аэроплана серебристо блеснуло, словно кто-то приклеил там станиолевую фольгу от пачки американского шоколада. Блеснуло ярко, весело…

А на душе стало мерзко, как в детстве, когда доктор с умильной улыбкой предлагал выпить какую-нибудь гадость.

Малюкову приходилось слышать от товарищей-авиаторов рассказы о британских аэропланах, которые оснащались специально для борьбы с германскими цеппелинами, бомбардировавшими Лондон особыми дисковыми пилами. Пролетев над баллоном, такой аэроплан проделывал дыру даже в цельнометаллических военных дирижаблях, а уж что говорить про полужесткую конструкцию пассажирского аппарата.

Именно из-за таких вот самолетов немцам пришлось дорабатывать свои цеппелины так, чтоб те могли подниматься до высоты почти шесть километров. Высота спасала – на счастье аэронавтов туда еще самолеты не долетали. Правда и бомбежки с такой высоты стали приносить меньше пользы…

– О Господи! – прошептал профессор, как и Федосей, прилипший носом к иллюминатору. – Матерь Божья!

Он тоже заметил и вскочил.

Федосей резко усадил его назад, коротко выругался и бросился в кабину.

Посторонним туда, разумеется, было нельзя и носа сунуть, но в этот момент пилоты на него не обратили внимания. С той стороны кабинного стекла жизнь оказалась гораздо интереснее. Прямо на них из глубины безмятежно-голубого неба наплывал атакующий триплан.

– Это какой-то дурак, – произнес кто-то из пилотов. – Чего он хочет?

Солнце сверкало, отражаясь от стеклянного щитка и от диска пилы. Командир дирижабля тоже сообразил что к чему.

– Безумец. Он попытается распороть оболочку…

– Признавайтесь, мерзавцы, кого из вас хозяин застал сегодня в постели со своей женой? – попытался пошутить радист, но шутку никто не поддержал. Голос у маркони был испуганный и даже чуточку виноватый, словно именно ему и выпала сомнительная честь стать осквернителем супружеского ложа.

Самолет за лобовым стеклом увеличивался в размерах и ощутимо забирал вверх.

Сомнений в том, что собрался делать пилот триплана, не стало. Лезвие хищно переливалось под брюхом маневренной машины. Что произойдет в ближайшие двадцать-тридцать секунд, предсказал бы и человек с одной извилиной.

– Он нас убьет! – заорал капитан не своим голосом. – Моторы на полный! Вниз! Вниз!!

Его голос подхлестнул события. По кабине пролетела лавина звуков – что-то щелкало, жужжало, трещало и сквозь этот шум пробивался голос радиста, взывающего о помощи.

Впрочем, шанс уцелеть у них существовал. До земли оставалось меньше километра и, к счастью для них, дирижабли падали вниз не камнем, а чуть медленнее. Ненамного, но все-таки.

Федосей впрыгнул в салон, ощущая, что время летит быстрее самолета. Пассажиры так ничего и не поняли. Коммерсанты смотрели на него с недоумением поверх небольших металлических стаканчиков, брови патера ползли вверх, обозначая крайнюю степень недоумения… Семейная пара смотрела со спокойным удивлением. В их глазах читалось только осуждение проявленной пилотами несдержанности.

– Мы падаем, – спокойно сказал Федосей. – Честное слово, падаем. Держитесь…

Ему никто не поверил, но он не обратил на это внимания – вольному воля… Тем более что все было, как было, только все же что-то было не так. Он взглядом пробежал по салону, чувствуя какую-то несообразность. Профессор! Профессора не оказалось на месте!

Деготь, с глупым лицом держась за собственное плечо, поднимался с пола. Один…

– Где?

Чекист показал рукой вниз, в багажный отсек.

Малюков сделал шаг, но больше ничего не успел. Дирижабль содрогнулся, словно ужаленный гадюкой бегемот. Пол ушел из-под ног и диваны, только что услаждавшие бока и седалища пассажиров, сдвинулись с места.