Адриан Чайковски - Чернь и золото

Капитан был ей интересен — не как личность, а тем, что собой представлял. Поначалу она ставила его в один ряд со своими коллегиумскими знакомыми — офицеры все одинаковы, будь то жукан или муравин. Но, понемногу продвигаясь от салона к его каюте, Таниса почувствовала в нем стальной стерженек. Он много рассказывал об Империи, о своем статусе в ней, о планах на будущее. Любимым его словом было «мое». Ухажеры Танисы постоянно хвастались своей собственностью, движимой и недвижимой, но Хальрад говорил в том же духе об идеях, городах и народах. «Мое» применялось буквально ко всему; даже «мое будущее» означало не просто то, что его ждет впереди, а то, что будет принадлежать ему и им контролироваться. Его устами говорила вся нация; он сам был Империей в микрокосме и тем завораживал свою собеседницу.

Они пили вино: он больше, чем ему думалось, она — меньше. На ее вопрос, как ему нравятся Нижние Земли, он ответил:

— У вас большой потенциал — здесь есть многое, чего нет у нас. — Скрытый смысл его слов был ясен. Кое-что из этого многого осоиды отменят, другое присвоят себе и будут им обладать. Точно так же, как Харальд обладал своим званием, жизнью своих солдат, двумя виллами в завоеванных городах и рабами, которые там служили.

Таниса в отличие от большинства арахнидов не привыкла повелевать рабами. Жуканы гордились тем, что не держат их, клеймили работорговлю как безнравственный промысел и уверяли, что наемные слуги работают лучше. При этом она знала, что ее фамильное достояние нажито рабским трудом, что в муравинских городах до сих пор разводят невольников и что рабовладение — идея отнюдь не новая. Но Харальду ей определенно не хотелось принадлежать, а он еще казался мягче многих своих соплеменников. Как-то вечером в сильном подпитии он рассказал ей о восстании в Минне — Таниса знала название этого города со слов Стенвольда. Его рабы, сказал он, тоже взбунтовались, и их пришлось перебить — но это ничего, им быстро нашлась замена. Муравины или арахниды, по всей вероятности, тоже казнили бы мятежных рабов, не забывая при этом, что лишают жизни себе подобных; Харальд же смотрел на своих рабов как на инвентарь, пришедший в негодность.

«Высокое небо» уже пять суток совершало свой величественный путь над холмами, реками, поселянами и разбойниками. Харальд, разумеется, хотел переспать с Танисой, но она всячески тянула, ссылаясь на опьянение, поздний час и прочее. Неустанно изобретая все новые отговорки, она сознавала, что он уже считает ее своей собственностью — в будущем это сулило немало проблем.

Не спрашивая в лоб, каковы его планы, она ловко рулила беседой и знала, что ему поручено разыскать некоего жукана из Коллегии. Это задание он расценивал как неудавшееся, винил свое начальство за пустую трату времени и с большим недовольством возвращался так скоро в покрытый копотью Геллерон. О Коллегиуме он отзывался как о признанном культурном центре Нижних Земель. «Мы хотим понять вас, — повторял он, ни разу не добавив: — Перед тем как вас захватить», — но эта мысль, вопреки его уверенности в обратном, была написана на его лице крупными буквами.

Стенвольд рассуждал верно и ловко ушел из силков. Таниса уважала его все больше и задавалась вопросом, откуда у нее это умение манипулировать другими людьми — от рождения или приемный отец тоже внес свою долю?

Сальма был начеку. Это могло произойти где угодно, даже в салоне. Осоиды не отличались тонкостью и стали сговариваться, как только его увидели.

В конце концов они вдвоем преградили ему дорогу в коридоре каютной палубы. Черная с золотом броня легких воздушных сил защищала их от плеч до колен, оставляя открытыми руки, голени, бока и лица.

Однако они были крупнее его, и их было двое.

— Не думали найти здесь кого-то из ваших, стрекозел, — начал один.

Сальма вежливо поднял бровь.

— Сбежал с тонущего корабля, так? — продолжал солдат.

Второй молчал, держа наготове кулаки с двумя костяными крючьями.

Сальма улыбался. Он был без верхней одежды, но тяжесть меча в изнаночных ножнах вселяла уверенность. Внутри в нем все натянулось подобно струне, хотя внешне этого не было видно.

— А может, шпион, — сказал первый солдат второму. — Шпионит там, где ему не положено.

— Тут ему точно нечего делать, — согласился второй.

— И пользы им от этого чуть, — подхватил первый. — Шпионь не шпионь, мы все равно придем. — Он всячески пыжился и выпячивал грудь перед Сальмой, на что тот отвечал все той же безмятежной улыбкой. — Я много ваших поубивал. Вы и воевать-то правильно не умеете. Муравины, пчелиды, даже мушиды — все дерутся лучше, чем вы.