Андрей Ливадный - Точка разлома

Сейчас основные работы шли на внешних оборонительных рубежах, внутри городища царило относительное затишье.

Гонта метался в бреду. Внешние имплантаты, «вплавленные» беспощадным воздействием Узла в его плоть, утратили функциональность, превратились в инородные тела. Раны выглядели ужасно. Несмотря на оказанную подле тамбура помощь и достаточно оптимистичный прогноз, состояние Гонты ухудшилось.

«Без вмешательства он не выживет». Макс некоторое время стоял подле разложенного в горизонтальное положение пляжного пластикового шезлонга, превратившегося для Гонты в смертный одр. Незатейливую пластмассовую мебель в широком ассортименте сталкерам поставлял местный торговец, некто Митрофан, обосновавшийся в Трущобах – обломке небоскреба, занесенного в Пустошь в момент первой пульсации, сформировавшей лик отчужденных пространств Пятизонья.

Макс взял пластиковое кресло, поставил его у изголовья умирающего, сел, продолжая тяжело размышлять.

«Нужно привести его в сознание».

Альтруизмом Макс не страдал, глупые душевные порывы остались в прошлом. Даже своим собратьям-сталкерам, подвергшимся тотальному инфицированию скоргами, он помогал из соображений практических. Жалость в отчужденных пространствах часто оборачивалась бедой. Создавая костяк своей группировки, Максим поначалу делал ставку на обреченных. Он сознательно пошел против природы аномальных пространств, отнимая у техноса его законную добычу – сталкеров, которым уже не брался помочь ни один мнемотехник.

Не все выживали в ходе проводимых им операций. Не каждый из спасенных был рад возвращению в мир живых – изменения, коснувшиеся сталкеров, зачастую так и оставались необратимыми, требовалось изрядное мужество, чтобы смириться с новой формой существования рассудка, заключенного в частично перестроенном скоргами теле. Не всем удавалось пройти через тяжкое испытание – кто-то окончательно терял разум, кто-то замыкался в себе, и лишь небольшой процент спасенных испытывал чувство благодарности.

Макс обжигался. Он учился на своих ошибках. Приобретал запредельный для большинства мнемотехников опыт. Но со временем исчезали иллюзии, изначальная цель – помогать сталкерам, которых технос уже начал активно превращать в нежить, – потускнела. Жестокий мир преподносил жестокие уроки. Большинство спасенных либо теряли рассудок, либо начинали люто ненавидеть Максима.

Те, кого он первыми вырвал из лап техноса, давно погибли. По Пятизонью расползались жуткие слухи, за Максом неустанно охотился Ковчег, но в конечном счете именно полоса неудач и черный «пиар» ужасающих домыслов позволили ему продолжить начатое.

Помогая всем без разбора, он лишь плодил моральных уродов и наживал себе смертельных врагов, постепенно превращаясь в зловещую, одиозную фигуру.

Он полностью потерял себя, окончательно замкнулся, отвечая ненавистью на ненависть, ударом на удар. Он скитался по отчужденным пространствам, ускользая от охотников за головами, егерей, наемников, уходил в такие дебри аномальных пространств, где не выжил бы ни один из сталкеров.

В редкие минуты забвения к нему приходили пронзительные сны. Он вновь и вновь видел маленькую девочку, пережившую удар первой пульсации, бредущую среди руин, умирающую от жажды, заблудившуюся в серебристой метели. Ее образ постепенно стал частью сознания, Макс мысленно разговаривал с призраком, поселившимся в его рассудке, чувствуя, что окончательно сходит с ума.

Всё изменилось внезапно.

Единственным местом, где Макса встречали без лишних вопросов, были Трущобы – торговая точка и место постоянного проживания небольшой группировки сталкеров, объединившихся вокруг Митрофана. Обломок московского небоскреба, принесенный в Пустошь пульсацией, стоял крепко, его обитатели сумели пережить экспансию техноса, уцелели среди соседства городищ, выстояли в период эволюционных войн механоидов.

– Брось, Макс, – уговаривал его Митрофан. – Все, кто в одночасье хотел изменить мир, заканчивали плохо. Эк ты замахнулся – безнадежных с того света вытаскивать. Да у них половина мозгов скоргами сожрана. Муки адовы, а тут ты со своим вмешательством!

– А что делать? Я ведь реально могу спасти многих сталкеров!

– Ну да, спасти-то можешь. И денег не берешь. А что в ответ? Пуля в спину? Так ничего другого ты и не заслуживаешь!

Макс тогда помрачнел, напрягся, но Митрофан только рукой махнул.

– Ты старика послушай. Потом еще спасибо скажешь. Вот приходят ко мне сталкеры – дай, Митрофан, снарягу и ствол. Да без проблем! А как цену назовешь – сразу: гнида, ублюдок жадный, кровосос. Разве не так обо мне говорят?