Андрей Ливадный - Точка разлома

«Как я сюда попал?»

Макс понял, что не может ответить на заданный себе вопрос.

«Куда и зачем я шел?»

Нет ответа.

Он мысленно напрягся, пытаясь вспомнить, и вдруг…

…Он сел на смятой постели. По телу катились крупные капли пота, в груди застыла резь, словно он не дышал уже несколько минут.

«Сон.

Это был сон…»

Отчаянье вдруг захлестнуло Максима. Он едва не взвыл, осознав, что Яна – лишь игра его воображения. Образ, наверное, собирательный и потаенный, вырвавшийся из глубин подсознания.

Сон, способный убить. Свести с ума своей реальностью, подарить секунду надежды на что-то светлое, давно вычеркнутое из жизни, несбыточное, а затем швырнуть рассудок в пропасть отчаянья, загнать скорчившуюся душу на место и пинать ее, пинать, чтобы не высовывалась больше со своими грезами…

Двое суток Макс не решался подойти к незаправленной, смятой в ком постели.

Он работал над реконструкцией городища скоргов, доводя себя до полного изнеможения.

Проще было бы уйти в глубины отчужденных пространств, спуститься в ад за этим треклятым скоргиумом, но Шелест, как назло, выздоравливал медленно, для полного восстановления сил ему требовалось еще дня три, не меньше.

Макс замкнулся в себе, пугая поведением даже ближайших соратников.

Всё, что оставалось светлого в его душе, болезненно скорчилось, ожидая последнего рокового удара.

«Нет и не будет в моей жизни ничего, кроме металлических джунглей, ежедневного риска, ежечасной борьбы за выживание». Единственная мечта, трепетно оберегаемая им, обернулась жутким фарсом.

«Я либо придумал ее, либо какое-то исчадие техноса играет с моим рассудком…»

…

Незаметно подкрался вечер.

Багряные краски сгустились, сумерки полыхали оттенками крови, он сидел на краю одной из недавно реконструированных площадок городища и смотрел в сторону тамбура, где пламя подземного огня, вырываясь из кратеров конических сопок, подсвечивало мрачные, угловатые строения АЭС и мутный столб опоясанного молниями вихря, вращающегося подле монументальных сооружений прошлого.

Он смертельно устал.

Веки тяжелели, Макс то и дело вздрагивал, стряхивая дрему, затем его голова бессильно склонилась набок.

Он уснул.

…

– Ты считаешь, что я – плод твоего воображения? – Яна порывисто встала, сверкнула глазами, словно хотела испепелить Максима взглядом. – Я живая! Я знаю о тебе все!

– Да, знаешь. Потому что ты – часть моего рассудка.

– Макс, ты не можешь так говорить! Ты тоже мне снился! Много лет, день за днем, шаг за шагом! Я живая! Господи, Макс, ну не будь же такой сволочью! Я ведь ждала тебя! Я чуть с ума не сошла за эти двое суток!

На глаза Яны навернулись слезы.

Он не выдержал, сделал шаг навстречу, прижал Яну к себе, обмирая от тепла ее тела и не веря ни одному чувству.

– Как? Как это происходит?!

– Не знаю! – Яна в отчаянии закусила губу, стараясь сдержать навернувшиеся слезы. – Я тоже… просыпаюсь! – дрогнувшим голосом повторила она. – Мне больно, плохо от этого! Я не знаю, куда девать себя, что делать, Макс! А вдруг это исчезнет?!

– Яна, перестань! Прошу, успокойся!.. – Максим окончательно растерялся от вида ее слез.

– Нужно понять… – она всхлипнула. – Понять, как это происходит. Я хочу увидеть тебя… В реальности…

Слезы градом катились по ее щекам, Макс ощущал, как глухо и часто бьется ее сердце.

– Я найду тебя. Обещаю.

Яна молча прижалась к нему.

Ощущения слишком реальные, чтобы быть навязчивым повторяющимся сном.

– Что ты знаешь обо мне? – спросил Максим. – Где я родился?

Яна замерла.

– Макс, я не знаю!.. – Она слегка отстранилась, взглянула ему в глаза. – Макс, я действительно не знаю! Но если я – плод твоего воображения, то должна знать? Должна, ведь так? – Ее слезы высохли, взгляд потеплел.

– Давай попробуем разобраться.

Яна отпустила его руку, растерянно взглянула вокруг, и по металлорастениям созданного ею садика вдруг прокатилась волна жутких искажений.

– Попробуем. – Теперь она стала серьезной, ее на секунду оттаявший взгляд вновь пугал Максима выражением мрачной решимости идти до конца в поиске истины.

– Когда я впервые появился в твоих снах? Что происходило? Попробуй вспомнить.

– Мне не нужно пробовать. Я помню! – Яна нахмурилась, две вертикальные морщинки появились на лбу. – Некоторое время тому назад… – Она говорила медленно, подбирая слова. – Я не знаю, сколько. Не пришло в голову вести календарь. Я ведь какое-то время думала, что осталась совершенно одна. Смирилась с этим. Как с облаками, закрывающими обзор, и с отсутствием выхода из здания. – Она сбилась с мысли. – Однажды… Я уснула. Сон был обрывочным, странным. Он больше не повторялся. Никогда.