Михаил Луговой - Игра на понижение

За окном над Москвой вставало солнце. Уличное освещение давно погасло, растаяла легкая дымка над заполняющимися людьми и машинами улицами, небо скрывали легкие серебристые облака. Потом они разошлись, и утренние лучи хлынули в прореху, эффектно подсветив высотку Университета на другом конце города. Несколько секунд профессор просто любовался этой картиной, потом опустил глаза вниз, на сплошной зеленый ковер, который образовывали кроны деревьев Ботанического сада.

Последний час они рассматривали возможность абордажа парома прямо на орбите. Ничего путного не выходило. Подготовка корабля, подъем группы захвата, сближение и стыковка с целью – все это, по самым скромным прикидкам, требовало не меньше двенадцати часов. Да и для проникновения на паром потребуется времени, вполне достаточного для того, чтобы террористы успели прикончить большую часть пассажиров… или даже взорвать его, если у них будет такая возможность.

– Да, артефакт нам, возможно, удастся при этом изъять, – вслух размышлял Родимцев. – Но тайно это вряд ли удастся сделать, и на нас повесят всех собак. Захватывать кутриттер ценой гибели пассажиров не годится. Политическая цена подобных действий слишком высока.

– Но если «Быковский» сядет у нас, на Байконуре или Восточном, нам ведь все равно придется брать его штурмом? – переспросил профессор. – И тоже могут быть жертвы?

– Это совсем другое дело, – покачал головой шеф Госбеза. – Будем говорить: не виноватые мы, он сам к нам прилетел! Вот только как его к нам заманить?

А в самом деле, как? – размышлял профессор, снова переводя взгляд на пылающий отраженным алым светом Университет. – Мы не знаем, что происходит на пароме. Все, что нам доступно, это телеметрическая информация и переговоры Генсека ООН с одним из террористов. Все, что мы знаем о происходящем на борту, известно нам только с его слов. А ведь он не обязан говорить правду. Нам неизвестно, в каком состоянии находятся члены экипажа. Но чтобы добиться от них хоть какой-то реакции, в соответствии с нашим замыслом надо как-то с ними связаться. Как это сделать, если они находятся под контролем террористов и коммуникационная аппаратура им явно недоступна? Значит, нужно выбрать момент, когда такого контроля не будет. Момент этот, кстати, очевиден – это перегрузка при торможении для входа в атмосферу. Экипаж, или хотя бы его часть, должен находиться на своих местах. Прочие, очевидно, тоже рассядутся по амортизаторам, иначе слишком велика вероятность получить травму. Да уж – задачка…

Сзади раздалось невнятное восклицание Родимцева, сопровождающееся грохотом опрокинутого стула. Профессор обернулся.

– Нас опередили, – объявил шеф Госбеза. – Только что с паромом состыковался американский военный корабль. Пока мы думали, как осуществить абордаж, они действовали.

– Откуда мы знаем, что это именно абордаж? – поинтересовался профессор.

– А что это еще может быть? «Unity», бортовой номер – «восьмерка». Стартовал из Флориды чуть больше часа назад, нарушил все мыслимые правила маневров в атмосфере и на низких орбитах. Диспетчеры на себе волосы рвут. Выскочил из рабочего поля мусорщика и прилип к «Быковскому» с нижней стороны, где радиаторы, шасси и теплозащита, а люков нет. То есть проникновение явно несанкционированное, и телеметрия с борта «Быковского» это подтверждает. А зарегистрирован полет как «частный фрахт» в интересах какой-то никому не известной фирмочки. Не припоминаю, чтобы современные боевые корабли доверяли частным фрахтователям, да еще и с такой подозрительной программой полета.

– То есть эта регистрация фальшивая?

– Возможно, и нет, – задумался Родимцев. – Можно было нанять каких-нибудь головорезов, но найти подходящую группу так быстро и почти мгновенно все организовать… Наши американские коллеги достойны уважения.

– И что мы будем делать дальше? – поинтересовался профессор. – Можем уже докладывать президенту о нашей неудаче?

Родимцев задумчиво побарабанил по столу пальцами.

– Нет, пока рано. Кутриттер по-прежнему на орбите. Если его извлекут и попытаются спустить на Землю на американском корабле – это один расклад. Если попробуют взять под контроль весь паром – то совсем другой.

Двери в подреакторный отсек были отмечены значком радиационной опасности. Низкое и почти пустое пространство с унылыми серо-зелеными стенами при посадке служило демпфером, распределяющим нагрузку от точек крепления, расположенных по сторонам шасси, без передачи изгибающих нагрузок на корпус реактора. «Кошачий глаз» на лацкане второго пилота налился предупреждающей краснотой. При запущенном реакторе радиационный фон здесь в несколько раз превышал допустимый. Во время посадки высота отсека не превышала двадцати сантиметров, и пролезть через эту узкую щель вряд ли кому-то было под силу, но в невесомости, при отсутствии деформирующих нагрузок, демпферное пространство составляло почти метр.