Вадим Михальчук - Люди и волки (Черная пустошь – 2)

Когда на следующий день, рано утром, я пришел в лабораторию, началась свистопляска. После трех неудачных попыток ввести свой персональный код, чтобы войти в лабораторию, я отправился к главе службы безопасности, который достаточно вежливо пояснил мне, что все коды изменены по приказу декана кафедры органической химии и что допуск посторонних лиц в лаборатории строго запрещен. Я попросил проверить, являюсь ли я посторонним лицом и оказалось, что я не значусь в списках работников лаборатории. В деканате мне показали приказ о моем отчислении за систематические прогулы и неуспеваемость, а на доске объявлений кафедры я увидел приказ о моем увольнении с должности лаборанта за несоблюдение правил внутреннего распорядка и неоднократные нарушения норм безопасности.

Я подумал, что еще не проснулся и что мне снится удивительно реальный и отвратительный сон. С полным ощущением того, что я – персонаж какой-то гротескной комедии, я отправился к декану. Я прождал в приемной декана два часа и прорвался в его кабинет, не обращая внимания на крики секретарши.

Декан сидел за столом, заваленным моими дневниками и лабораторными журналами, заполненными моим почерком и моей рукой. Он сделал попытку спрятать бумаги в ящик стола, как мальчишка пытается спрятать порнографический журнал, когда его застали в ванной за известным занятием. Он тут же улыбнулся и принялся спокойно собирать бумаги в то время, как я, глупо улыбаясь, объяснял этому человеку, что не мог утром попасть на работу и что все это – какая-то глупая ошибка.

Декан молча собрал все бумаги в аккуратную стопку, встал из-за стола и я подумал, что он собирается отдать мне мою работу. Я был таким наивным тогда.

Декан подошел к высоким металлическим шкафам (в таких обычно хранятся документы), выдвинул верхний ящик, положил туда всё, что было у него в руках, и закрыл ящик на два поворота ключа. Ключ он тут же положил в карман.

Этот звук поворачивающегося в замочной скважине ключа мгновенно протрезвил меня. Я прошел мимо декана и сел на стул напротив стола. Декан вернулся на свое место и я услышал, как скрипнула искусственная кожа его большого профессорского кресла.

«Так значит, приказы о моем отчислении и увольнении – это не ошибка», – сказал я и в моем тоне не было ни тени вопроса.

Он молча кивнул.

«Значит, вы уже полтора года назад знали, что все это так закончится», – сказал я.

Он снова кивнул, как фигурка китайского мандарина, такая, знаешь, со свинцовым шариком внутри.

«Я ведь могу поднять шум и доказать, что все исследования и всю работу над препаратом провел я».

«Не льстите себе, мистер Ли», – поморщился, как от кислого, декан. «Кто вы такой»?

Я молчал.

«Вы – никто. В деканате имеются копии уведомлений, которые регулярно отправлялись вам, о том, что ваша успеваемость упала ниже приемлемого уровня. Есть протоколы, подписанные лично мной и утвержденные ректором, согласно которым вы систематически нарушали нормальную работу лаборатории. Вы уже не являетесь студентом, так как уже год не посещаете лекции. Эти бумаги, – он указал на стеллаж за моей спиной, – не позже, чем через неделю, будут отпечатаны и подписаны лично мной. Вы ничего не сможете доказать».

Я молчал.

Декан снова открыл рот и тут его прервал голос секретарши по внутреннему телефону:

«Господин декан, я вызвала охрану университета, они уже здесь. Вы в порядке»?

Декан надавил кнопку селектора:

«Да, миссис Эштон, всё в порядке. Попросите, пожалуйста, подождать немного в приемной – я еще не закончил с мистером Ли».

Он отпустил кнопку и продолжил:

«Да никто вам и не поверит. Вы один будете утверждать, что вы – добросовестный студент, примерный лаборант и святой мученик во имя науки, а все остальные и я, в первую очередь, будут говорить, что вы – прогульщик, дебошир и никудышный работник, и что вам не место в нашем университете. Все мы будем говорить, что терпели вас около года только потому, что считали вас подающим надежды. Но, увы, вы оказались всего лишь очередным эмигрантом, посчитавшим, что мир крутится вокруг вас, а не наоборот».

Я молча смотрел на него. Если бы мои взгляды были острыми, как самурайские мечи, от декана осталось всего лишь несколько лоскутков. Очень мелких.

«Если вы думаете повторить то, что вам удалось сделать за эти полтора года, в кустарных условиях, – усмехнулся декан, – то это просто смешно. У вас ни гроша за душой».

«Я могу опубликовать статьи в независимых журналах, у меня, в отличие от вас, хорошая память», – сказал я.