Роксанна оборачивается к нему, и Нагасена бросает мимолётнейший из взглядов на то, что находится под её банданой, на его молочную белизну и кромешную черноту, бездонную воронку и непроглядный туман, которые не видят ничего и вместе с тем видят всё. Нагасена чувствует чужеродное касание чего-то далёкого-далёкого и в то же время находящегося везде вокруг него, этого царства беспредельных возможностей и безграничного ужаса, на чьё постижение не должен отваживаться ни один смертный из страха полностью лишиться рассудка. Владения Человечества и варп разделены тончайшей вуалью завесы, и когда Нагасена осознаёт, как в действительности хрупок этот барьер между мирами, у него стынет кровь.
Он вглядывается в кошмарное царство Имматериума, и его душа начинает падать в него, затягиваемая в его непостижимые глубины. Он пытается закричать, но не может издать ни единого звука, и в эту долю секунды он видит в глазу Роксанны то, что увидел в нём Кай Зулэйн. Но прежде чем охотник успевает разделить судьбу астропата, на это противоестественное око падает мигательная складка кожи, и оно скрывается из виду. Жуткий зрительный контакт между Нагасеной и Роксанной Кастана разорван, и когда она отворачивает лицо и натягивает обратно свою бандану, у охотника подгибаются ноги, и он валится на колени.
Его грудь ходит ходуном. Он смотрит вниз на Кая Зулэйна.
Тот без всяких сомнений мёртв, и всё же на его лице написано такое умиротворение, что Нагасена почти ему завидует. Кай безмятежен, и избороздившие его лоб морщины, из-за которых он выглядел старше своих лет, сейчас разгладились до такой степени, что охотнику кажется, будто астропат намного моложе, чем утверждает его биография.
Глаза Кая Зулэйна распахнуты, и Нагасена видит, что они имеют очень насыщенный фиалковый оттенок. Во времена древних цивилизаций считалось, что подобный цвет отмечает тех, кого ждёт великая судьба.
– Твой путь окончен, Кай Зулэйн, – произносит Нагасена, мягким касанием закрывая покойному глаза. Рядом с ним приседает Роксанна Кастана, и охотник прячет своё лицо.
– Мой глаз закрыт, – говорит она, и Нагасена поднимает взгляд.
– Почему? – спрашивает он, и ему не нужно уточнять вопрос.
– Он был моим другом, – сквозь слёзы отвечает Роксанна, но прежде чем она успевает сказать ещё что-нибудь, латники дома Кастана вздёргивают её на ноги.
– Обождите, – говорит охотник, и в его голосе звучит такая властность, что они подчиняются.
– Что же такое ужасное он узнал? – спрашивает Нагасена.
– Я не знаю, – отвечает Роксанна.
– Верю, но тебе будут задавать трудные вопросы, и отнюдь не в дружелюбной атмосфере.
Роксанна пожимает плечами:
– Я не смогу им ничего рассказать. Какими бы знаниями он ни владел, они утеряны навсегда.
– Что он тебе сказал? – спрашивает её Нагасена просительным тоном.
– Он сказал, что иногда единственная победа, которая возможна, – это не дать выиграть твоему противнику.
Нагасена знает это изречение, оно принадлежит древнему гроссмейстеру игры в регицид, и у него обрывается сердце, потому что истина, которую знал Кай Зулэйн, потеряна навсегда.
На этом разговор кончается, поскольку к ним подходит Элиана Кастана, и Роксанне хватает мужества встретить её осуждение с надменным и непокорным выражением на лице.
– Ты – наш ходячий стыд, – заявляет Элиана Кастана. – Патриарх Вердучина весьма разочарован. Ты навлекла на наш дом небывалый позор.
Роксанна ничего не отвечает, и латники Дома Кастана уводят её прочь. Нагасена наблюдает за тем, как её забирают из Храма, со смесью сожаления и грусти. Он знает, что её будущее туманно, но она – одна из Навис Нобилитэ и что бы с ней ни сталось, Империум всегда найдёт ей применение.
Подходит Рогал Дорн с Максимом Головко в кильватере, и Нагасена низко кланяется примарху, осмотрительно убрав руку с рукояти Сёдзики. Лицо лорда Дорна непроницаемо, оно напоминает утёс с грубо вырубленными чертами. Он бесстрастно озирает картину учинённой здесь резни.
– Всё это было впустую, Ясу Нагасена? – спрашивает лорд Дорн, пристально глядя вниз на тело Кая Зулэйна. – Что здесь произошло этой ночью?
Нагасена может ответить ему лишь одно:
– Этой ночью здесь умерла правда.
– Возможно, оно и к лучшему, – отвечает Дорн.
Нагасена качает головой:
– Не могу в это поверить. Разве мы не служим Имперской Истине? Без правды, что мы тогда создаём? Империум должен нести её в своём сердце, или он не стоит того, чтобы его строить.
Читать дальше