Александр Зорич - Очень мужская работа

— Шеф, он по всему периметру Зоны?

— Проверяю, не по всему ли он периметру, — продолжал Эйч-Мент, не слушая Клубина. — Так. По всему, где мы можем видеть. Это восемьдесят процентов границы. Сонни, нас кидают наши Тополь и Уткин. Прошло четыре минуты. Сейчас «сортир» встанет на крыло, и всё. Ни туда, ни оттуда. Что делать, Сталкиллер?

— Шеф, у меня к вам просьба, — сказал Клубин.

— Да?

— Vete a la chingada, шеф.

— По-русски, пожалуйста.

— Заткнитесь на минутку, если вас не затруднит.

Эйч-Мент помолчал.

— Хорошо, киккакэ. Жду от тебя вызова. И действий.

— Затихает, папа, вам не кажется? — сказал Лёша Лёшевич.

Действительно, в стене туманных гейзеров, отделившей от земного мира мир Зоны, происходили изменения. Напор гейзеров иссякал, больше нельзя было сказать, что потоки тумана именно бьют из-под почвы. «Сортир»… Ни туда, ни оттуда… Не дай бог попасть в «сортир». Это навсегда.

Трясти почти перестало, и скрежет раздираемого асфальта поутих, и вдруг выделился из него вой сирен на стене. Клубин обернулся. А ведь рукой подать до стены. Полкилометра. Машины в порядке, Зона включилась… «Никто теперь никогда не умрёт из тех, кто мне дорог… Никогда ли? Ни туда, ни оттуда…»

— Лёша, вперёд. Берём Пушкарёва и Уткина.

— Блин, папа!

— Мазок в контейнер, Лёша, контейнер в машину, костюм — закрыть.

— Хорошо, — недовольно сказал Старпетов. — Дерьмово без поддержки, папа!

Это Клубин знал и сам. С другой стороны — что изменилось? Да ничего. Как собирался он выходить в Зону, так и надо было продолжать. Это он просто привык, что в Зоне снег и тишина, а всё Матушкино гадство — забота полиции. К хорошему привыкаешь мгновенно, отдирай потом, как бинт от ссадины… Сейчас главное — старательно не думать про Лёшу Лёшевича. Как будто его нет.

Клубин достал из нагрудного кармана пакетик, из пакетика — ватную палочку, покрутил ей во рту, всунул в пакетик, тщательно слепил ушки пакетика и передал его — и себя, заключённого в пакетик, — Лёше Лёшевичу.

— В бардачок положи и себя, и меня, — сказал Клубин. — Всё нормально, сынок. Делаем, что делали. Зона есть Зона. Шеф, здесь Клубин, к связи.

— Здесь Девермейер.

— Выхожу в Зону. На точке входа машины оставляю, контейнеры с образцами моей и ведомого памяти в передней. Прикрытие выхода требую по протоколу «Грязь». Подтвердите.

— Понял тебя. Согласен на протокол «Грязь». Давай попробуем. Отдал команду. К точке входа перемещаю станцию связи, может, поможет. Google спутник потеряли с концами. Дроны в туман сажаю, как сигареты в молоко. Сразу обрыв, и всё. Ничего тебе не желаю, ты сам всё знаешь, Сталкиллер. В Зоне нет непроходимых гитик. Все мы в это верим. Over.

— Вперёд, Лёша, — сказал Клубин.

— А на машине? — спросил Лёша.

— Верный гроб, — сказал Клубин.

— Блин.

Старпетов стоял перед туманом, держа автомат стволом в зенит. Клубин очень хорошо чувствовал Старпетова, гораздо лучше, чем дочь, что, разумеется, было не удивительно. Старпетов не боялся тумана (он вообще ничего не боялся), он просто пытался разглядеть, что там, в этой стене, хотя бы на расстоянии одного шага.

— Ночник попробуй.

— Я включил, — отозвался Лёша. — Бесполезно… Ботва какая-то! — сказал он с отвращением. — Ладно. Ищите меня там, в Зоне, папа. — И он сразу, целиком, не протягивая вперёд руку, не боком, не пригибаясь, — просто шагнул обычным шагом и скрылся в тумане.

— Как слышишь меня? — спросил Клубин.

Молчание.

Тогда Клубин спрятал бластер в кобуру, закрыл шлем, глубоко вдохнул из баллона кислородного фильтра резиной и какой-то химической отдушкой пахнущий воздух, переступил шест фонаря и нырнул шлемом вперёд в туман.

— Как слышите меня, папа? — тут же раздалось в наушниках.

Клубин разжмурился. Оказывается, глаза закрылись — сами собой. Лёша Лёшевич стоял перед ним, по щиколотку в грязи пополам с талым снегом. А видимость в Зоне была метров сто. Не туман… взвесь какая-то, вроде изморози. А термометр показывал 14 градусов тепла.

— Я прямо за тобой, сынок, — сказал Клубин. Лёша дёрнулся, и Клубин поспешно сказал: — Спокойно!

— Слава богу. Чего вы копались?

— Так, — сказал Клубин. — Понятно. Сколько ты ждёшь?

— Семь минут. Сразу остановился, решил ждать вас десять. Связи нет ни с кем. Сразу остановился. Это я уже сказал. Снег растаял, меня засасывает. Странно, сквозь асфальт, что ли?

Клубин, высоко задирая ноги, подошёл к нему. За стеклом шлема с мазком грязи поперёк он увидел брезгливую гримасу Лёши.