Игорь Николаев - Железный ветер

— Нет, недостаточно, — неожиданно сказал Виктор.

Иван недоуменно приподнял бровь, а капитан тем временем вынул из кармана коричневый прямоугольник, оказавшийся старой дорожной фотографницей. Чуть дрогнувшими пальцами он достал из нее небольшой черно-белый прямоугольник.

— Посмотри, посмотри внимательнее. — С этими словами Виктор протянул фотографию Терентьеву. Тот принял ее, держа на отлете, самыми кончиками пальцев.

— Это моя семья. Мой отец, жена Марина, сын Дима и дочка Маша.

— Хорошая семья, — нейтрально заметил Иван.

— Была, — коротко произнес Виктор. — Теперь они все погибли. Их убила та нелюдь, что сейчас шагает по миру. И еще множество других людей умерло. Ты слышал о химической бомбардировке Москвы в сентябре?

— Неэффективно… — пробормотал «попаданец». — Странно, химия против городов не ахти, гораздо проще их поджигать… Хотя у вас же не готовились к большой войне, и почти нет «бовов», значит, и защиты нет…

Он увидел побелевшее лицо Таланова и осекся.

— Пусть ты и не оттуда, но тебе они все-таки знакомы, — сурово сказал Виктор, положив на стол сжатые кулаки. — Ты мог бы сам прийти и рассказать все. Ты спас бы множество людей. Но ты спрятался здесь.

— Эх, ребята, ребята… — отозвался Терентьев и, странным образом, в устах «попаданца» обращение к людям ненамного младше его прозвучало очень естественно и уместно. «Попаданец» действительно казался похожим на глубокого старика, одевшего чужую личину, которая спрятала морщины, но не скрыла взгляд. Взгляд очень пожилого, очень сильно побитого жизнью человека. — Ну чем я мог бы помочь?

— Чем?! — не выдержал Таланов. — Спрашиваешь «чем»?!

— Не ершись, — терпеливо объяснял Иван, аккуратно откладывая фотокарточку на край стола, ближе к Таланову. — Ну подумай сам. Весь мой опыт, все знания рассчитаны на мой мир. Мой, не ваш. Даже опыт чужой страны трудно перенести, уж поверь мне. А у вас другое все — экономика, политика, история. Военное дело, наконец. Что толку от моего знания организационной структуры воздушной армии, если у вас нет самолетов?

— Зато ты знаешь структуру танковой армии, — холодно прервал его Басалаев. — А она была бы не лишней.

— Она описана в приложении к моим книгам, — парировал попаданец. — Там вообще все, что я помнил. Думал, для атмосферы и антуража… Ну подумай сам, майор, — с огнем в глазах говорил Терентьев. — Какая польза от нашей танковой армии, если у вас и танков-то нет. У вас ВСЕ другое, другая промышленность, другая база. В любом случае вы будете создавать все под себя, по своим возможностям и целям. Это только в смешных книжках герой рассказывает истину, которая всех спасает. Но у меня нет истины, у меня есть знания и опыт, которые были выкованы в одном мире для одной войны, они не годятся для другого. Даже если бы я мог нарисовать танк в подробностях — вы все равно не сделаете его, нет промышленной базы. Вы сделаете то, что сможете, причем не по моим чертежам, а разобрав и скопировав трофейные машины. И, опять же, не скопировав, а как получится на ваших станках и заводах. И объединять их в бригады и армии вы будете не по каким-то рецептам, а как получится по наличию солдат, связи, обученных экипажей и еще массы вещей!

Он умолк, переводя дыхание.

— Все, что я могу вам рассказать, все, что будет действительно полезно, это исчезающе малая часть на фоне того, что вам придется сделать самим.

— И все же, пусть исчезающая, но часть. — Басалаев был терпелив и упорно гнул прежнюю линию. — Ты ненавидишь этот мир? — неожиданно спросил он. — Наш мир? В котором нет привычных тебе вещей и людей? Ненавидишь или тебе просто все равно? Мы так и остались для тебя декорацией? Забавным театром с дирижаблями и травоядными полицейскими? Тебе все равно, пусть убивают, мучают, разрушают? Ради каких-то своих комплексов ты пожертвовал даже любимой женщиной?

Последние слова прозвучали как удар плетью, «попаданец» вздрогнул, с ненавистью глянув на майора, но промолчал.

— Не каких-то… — глухо вымолвил он, наконец. — Хочешь узнать… Хорошо. Узнаешь.

Он достал из-под стола бутылку, стилизованную под старинный глиняный кувшин, и два стакана. Не предлагая никому, налил себе полный стакан и залпом выпил. По комнатушке распространился приятный аромат хорошего вина. Впрочем, Басалаев был уверен, что Терентьев пьет не столько ради того, чтобы оглушить себя алкоголем, сколько оттягивая неприятный момент истины. Майор был доволен — прежняя уверенность и умение играть на чужих комплексах возвращались к нему. Обвинения были несправедливы, уж на кого, а на безразличного и бездейственного Терентьев был никак не похож. Но Басалаеву нужно было знание — почему? И он сумел-таки вызвать «попаданца» на откровенность, выбив из равновесия и спровоцировав на исповедь.