Андрей Круз - Ветер над островами — 2

Вообще морячки из порта все больше ходят на кабацкую улицу, что зажата между самим портом и стеной форта, но место там пьяное и дурное, так что я своим успел намекнуть, что походы в ту сторону поощрять не буду. Мне опыта с Игнатием хватило. Сам Игнатий туда тоже не ходил более, не знаю, по благоприобретенной сдержанности ли или потому, что я ему в частной беседе пообещал немедленное увольнение, если только там его увижу. Если для торгового шкипера такие походы еще как-то допустимы, то для приватира, да еще и на местную разведку работающего, это попадает в разряд поступков недопустимых. Тем более, если себя в руках держать не умеешь. Кто знает, что бы спьяну болтать начнешь и что делать, если сам себя контролировать не способен.

С другой стороны я сам признаю, что команде праздник после похода нужен. Это как на войне сто грамм, что стресс снимают. А тут и пострелять пришлось, и по нам постреляли, и раненые были, и всякое случилось, так что хотя бы сам факт того, что целыми вернулись, надо бы отпраздновать.

— С возвращением, — поприветствовал еще в дверях меня густо-бородатый Сергий, бывший боцман со шхуны "Золотой тунец", которая и дала новое имя кабаку, когда он его перекупил. Доска с названием шхуны стала вывеской кабака, прибитая над входной дверью. К вечеру здесь уже было людно, но Федька с коком Серегой успели занять длинный стол у дальней стены и именно там начала собираться вся ватага.

Двое буфетчиков едва успевали таскать тарелки и кружки с пивом и сидром к столу, их расхватывали прямо из рук. В дальнем от нас углу, ближе ко входу, тихо тренькали гитара и что-то среднее между банджо и мандолиной — ожидалась музыка и музыканты настраивали инструменты. Было шумно, чадно, гомонливо, щелкали, раскатываясь, биллиардные шары, хохотали у доски для дартс, в общем — вечер как вечер. Были в кабаке и моряки, и торговцы, и мастеровые, и мужчины, и женщины, в общем, никакой дискриминации ни по какому признаку, разве что негров сюда не пускали. У них, некрещеных, свои кабаки в своем квартале. Все у них свое.

Байкин, невзирая на ранение, тоже был здесь, сидел в самом углу с кружкой красного пива, попутно вылавливая вилкой куски мело нарезанного осьминога из морского салата, и явно чувствовал себя хорошо. Мы с Василем протиснулись к нему, усевшись на лавке под стеной, один из буфетчиков тут же подбежал к нам, приняв заказ. Оригинальничать не стали, тоже пива попросили.

— Ты глянь, какой у тебя теперь вид героический, — со смехом протянул руку Байкину Василь.

— Завидуешь? — осведомился тот. — Все девки мои теперь.

— Проверял уже?

— И проверять незачем, и так знаю. А ты что вдруг присоединиться решил?

— Тебя охранять, чтобы снова не подстрелили или не побили, скажем, — вроде как вполне серьезно ответил Василь. — А вообще как сейчас? — спросил он чуть серьезней.

— Да нормально, так, зацепило просто, — отмахнулся Байкин. — Рад тебя видеть, к слову.

Мы, сняв шляпы, повесили их на крючки на стене, а я еще и рубаху пониже расстегнул, жарковато было в кабаке. Дождь, а жара никуда не делась, так что еще и душно сегодня. Очень душно, тут же джунгли вокруг.

— Василь, ты про Криворукого что сказать можешь? — вернулся я к начатому раньше разговору.

— Криворукий — человек темный. Где какая грязь, там и он, чисто свинья, — скрестив руки на груди, заговорил Василь. — Но не попадался пока ни на чем всерьез. Драки организует, держит кабак…

— Это который?

— А "Дурная рыба", знаешь такой?

— Знаю. Как не знать, — кивнул я.

Действительно, как забудешь кабак, из которого я тогда Игнатия забирал и в котором Фому впервые встретил. И да, верно, Криворукий на драку с Павлом, ныне покойным, там деньги собирал.

— А тех молодцов, что застрелили объездчиков в тюрьме, откуда забирали? — уточнил я уже на всякий случай.

— Из "Дурной рыбы" и забирали, — чуть задумчиво, вроде как впервые задержавшись мыслью на таком факте, сказал Василь. — Оттуда, да. За драку. Друг с другом дрались, когда объездчики за ними пришли, они уже успокоились.

— Василь, а помнишь тех брата с сестрой, которых за скупку краденого клеймили и продали, толстых таких, имен не помню…, - вспомнил я день своего первого появления в Новой Фактории.

— Анастасий с Раисой, верно, Копытины фамилия, — сразу сообразил он о ком идет речь. — Было такое.

— А они чем занимались тогда? Где скупали? И у кого?

— Да там же, на Кривой улице у них ломбард был, у пьяных всякое в залог брали.