Андрей Столяров - Детский мир (сборник)

— Заходите, ребята! Сейчас я вам кофе поставлю…

И пошел — оборачиваясь, приглашая нас за собой в квартиру.

То есть, все действительно получалось, как надо.

Я мгновенно глянул на Крокодила.

А Крокодил еле заметно кивнул.

И вот тут я совершил колоссальную, прямо–таки непростительную ошибку, потому что когда мы очутились на кухне, где шипела газовая горелка, а, наверное, еще не проснувшийся Гансик насыпал черный кофе в громадную семейную джезву, то я вместо того, чтобы сразу же, ни на секунду не замедляя движения, как уже репетировал неоднократно, мужественным суровым голосом произнести: «Смерть предателю»! — а потом сделать то, ради чего мы сюда и явились, как–то нерешительно, словно извиняясь за себя самого, хриплым, севшим чуть ли не до беззвучия голосом окликнул его: «Это…знаешь, что… кофе не надо»!.. — а когда Гансик слегка обернулся, перекатив жилки мышц под лопатками, то я почему–то сглотнул, словно у меня пересохло в горле, и внезапно спросил, будто мы и в самом деле заглянули к нему по–дружески, на минутку:

— Как твои дела? Мы тебя не задерживаем?..

Ничего глупее, по–моему, придумать было нельзя. Я услышал, как Крокодил у меня за спиной буквально крякнул от возмущения, как он там, по–видимому, неосторожно что–то задел, как пристукнула, прилипая к магниту, дверца эмалированной полочки — звякнуло нечто стеклянное, а сам Гансик изумленно вытаращился на меня, и десертная ложечка, полная кофе, немного подпрыгнула

Кожа на груди и на животе у него была очень смуглая.

Вдруг он — понял.

И в ту же секунду медная закопченная джезва вывалилась у него из рук — потекла по плите вода, взлетело облачко пара, ложка с кофе, точно выброшенная катапультой, ударилась в противоположную стену, газовая конфорка мигнула, а разинувший рот, как глубоководная рыба, стремительно побледневший Гансик, неуклюже попятился, вяло переступая ногами, — и все пятился, пятился, распахивая глаза, пока вдруг не ударился головой о тот же кухонный шкафчик.

А, ударившись, словно женщина замахал на нас длинными колышащимися руками:

— Ребята!.. Ребята!.. Не надо!..

У меня даже уши обвисли от этого дрожащего голоса.

В общем, кошмарно все получилось.

Наперекосяк.

Потому что немедленно вслед за умоляющим криком Гансика где–то в недрах заставленной мебелью, тесной квартиры бухнула, точно выстрел, откинутая кем–то дверь, и возник на пороге кухни ушастый худощавый подросток, горло у которого было обмотано белыми тряпками.

Он был удивительно похож на Гансика, тоже — тощий и, вероятно, с ребрами, выдающимися под кожей, с желтыми торчащими патлами на башке, с придурковатой физиономией, даже мягкий извилистый нос его, заканчивающийся каплевидной шишечкой, точно так же, как и у Гансика, свешивался куда–то в сторону, а совиные, круглые, какие–то неживые глаза, кажется, даже сейчас сочились невыносимым унынием.

Словно ему было неинтересно.

Только уши у него подкачали — обвисали по бокам головы, будто два лопуха.

А так — вылитый Гонсик.

У меня даже мелькнуло совершенно дикое подозрение, что может быть, Гансик имеет сына, которого он до сих пор скрывал ото всех, хотя какой–такой сын, откуда, давно бы уже было известно, и только в следующую секунду я догадался, что это, наверное, его младший брат, Карл по–моему, я видел его вместе с Клаусом, между прочим обязанный сейчас находиться не дома, а в школе.

Не могу передать, какая жуткая злость меня охватила: ведь следили же за этой квартирой почти две недели, обсосали, казалось бы, каждую мелочь — просчитали, продумали, проанализировали. И вдруг — такой дурацкий прокол. Ладно мы с Крокодилом, хреновые исполнители. Но Креппер–то, Креппер куда смотрел? Это, как ни крути, его прямые обязанности. Он–то должен был сообразить, насчет мальчика!

Ну, я с ним еще посчитаюсь!

Впрочем, Креппер пришлось немедленно выбросить из головы, потому что подросток задержался в дверях всего на мгновение, лепеча, как ребенок, испуганным голосом: «Гансик!.. Пожалуйста»!.. — а затем, вдруг схватившись за щеки костлявыми смуглыми пальцами, завизжал — как будто его пытались зарезать.

Визг, наверное, слышен был — в соседнем районе.

Это надо было немедленно прекратить.

Я непроизвольно дернулся, чтобы заткнуть рот мальчишке, но стоящий за моей спиной Крокодил, разумеется, опередил меня в этом порыве. Я не знаю, что именно он там сделал, но пронзительное животное верещание, заложившее уши, как будто обрезало — закипела возня, долетел низкий стон, который тоже вдруг оборвался, а затем я услышал шуршание и скрип половиц — будто поволокли по коридору что–то тяжелое.