Валерий Алексеев - Похождения нелегала

Но вот и заветная дверь, подобная вратам кафедрального собора. Из-под двери тянуло тонким луковым запахом женского пота.

Щели под дверью оказалось совершенно для меня достаточно. Я прошел в нее, даже не пригибаясь.

16.

В комнате у Ниночки стояла кромешная темнота. Вытянув руки, я сделал шаг вперед и наткнулся на жесткий кустарник коврового ворса.

Видели вы когда-нибудь плантацию чертополоха в человеческий рост высотой?

Исцарапанный весь, я долго шел по бесконечным зарослям, раздвигая колючие стебли руками.

Наконец набрел на полянку, в изнеможении сел — и услышал дыхание своей любимой.

Это было ровное, но болезненное дыхание, с тихим присвистом и кипением в бронхах: я знал, что Ниночка немного простужена.

Когда глаза мои привыкли к полутьме, я разглядел в отдалении темную громаду тахты с голубоватыми изломами простыни.

Далеко вверху, как на гребне заснеженного хребта, я видел тонкую прекрасную спокойно лежавшую вдоль тела руку.

Лицо Ниночки было повернуто ко мне. Глаза ее были плотно зажмурены с мучительными морщинками на веках, и если бы я не слышал ее дыхания, сонного дыхания, которое трудно подделать, я мог бы подумать, что она только притворяется спящей.

Вот и всё, сказал я себе, вот и счастье.

И больше мне ничего не надо.

Вопрос, как я буду отсюда выбираться, меня совершенно не занимал. Выберусь как-нибудь — или погибну, не всё ли теперь равно?

Долго ли я так сидел, отдыхая, — сказать не могу.

Вдруг Ниночка открыла глаза, резко привстала и громким шепотом спросила:

— Кто здесь?

Дурак я был бы откликаться.

Ниночка посидела в раздумье, прихватив на груди ночную рубашку, потом проговорила "Странно" и снова легла.

Но ненадолго: приподняла голову и медленно, раздельно проговорила:

— Анатолий Борисович, я не знаю, как вы это делаете, но это вы.

Я молчал.

— Перестаньте меня пугать, появитесь, пожалуйста, — сказала Ниночка. — Я вас очень прошу. Ну, сколько можно, честное слово!

17

Я появился: что мне оставалось делать?

Я встал перед Ниночкой во весь свой естественный рост, постаравшись замедлить процесс возвращения, чтобы не напугать ее досмерти.

Сказать, что Ниночка вовсе не испугалась, было бы преувеличением: она отшатнулась к стене и охнула, прикрыв обеими ладонями рот.

— Господи, Боже мой, — прошептала она, — я так и знала, что он своего добьется.

Я встал на колени и клятвенно заверил ее, что ничего не добивался: я просто промок и продрог, больше это не будет повторено.

— Ну, прямо "не будет повторено", — сказала Ниночка и села, подобрав под себя ноги. — Маменькин сыночек, а какой упорный. Это ж надо, погреться пришел. Да встаньте вы с колен, мы не в театре.

Я повиновался.

— Садитесь вот сюда, — она завернула угол постели.

Я робко присел.

— Ну, — требовательно сказала Ниночка, — рассказывайте.

— О чем?

— Почему вы меня преследуете. Только не врать!

И я рассказал ей всё: о проклятом даре, о страхах своих, об одиночестве, о своей неудержимой любви.

Нельзя сказать, что мой рассказ так уж сильно ее растрогал. Впрочем, слушала она меня внимательно — как студентка-практикантка ответ первого ученика.

— Ну, ладно, — подумав, сказала она. — Допустим, вы не знаете, что подглядывать за девушками нехорошо. А дальше что?

— Ничего, — признался я.

— А кто обещал мне не врать?

Я вынужден был признаться, что, по всей вероятности, стал бы и впредь сюда приходить.

— "Впредь..“. - передразнила она. — Интеллигенция проклятая. Простите за нескромный вопрос: какая же роль во всей этой истории отводится собственно мне? Я что вам, Обнаженная со Скрипкой? Мое согласие вам не требуется?

Я отвечал в том смысле, что на ее согласие мне нечего и рассчитывать, но Ниночка меня перебила.

— Ай, бросьте, Анатолий Борисович. Вы даже и не пытались спросить. Забрались сюда тайком, как этот… как я не знаю кто. И даже не подозреваете, что этим вы меня просто унизили.

Я попытался что-то лепетать в свое оправдание, но Ниночка меня не слушала.

— Да-да, унизили! — повторила она и вдруг заплакала.

Заплакала горько, навзрыд. Лицо ее некрасиво сморщилось.

— И пусть услышат, пусть папа придет и выкинет вас отсюда, с четвертого этажа! — говорила она, рыдая в ответ на мои увещевания. — Вам здесь не женская баня и не ночной клуб! Видите ли, он будет и впредь приходить! Да еще по всей вероятности. Куда мне теперь от вас деваться? Совсем уже дома достали.