Андрей Круз - Рейтар

Шум толпы, свист, крики – из ворот тюрьмы показалась позорная повозка. На ней к деревянной раме привязан человек в длинной грязной рубахе – Орбель Второй. Князь. Убийца моей семьи. С обеих сторон от телеги мерно шагают стражники. Засуетились помощники палача на эшафоте, они подгребают на жаровню угли от уже перегоревших дров, разравнивая их так, как разравнивают повара, собираясь жарить мясо на решетке. Именно так Орбель свой путь и закончит – его изжарят на решетке, как мясо.

Как всегда, напротив эшафота помост для важных персон. На высоком красном кресле, похожем на трон, сидит сам Вайм. Я впервые увидел его – малорослого, тощего, совсем молодого, похожего скорее на подростка хромающего – я разглядел хромоту тогда, когда он шел от кареты к лестнице на помост. Светлые волосы, забранные сзади в хвост – новая мода детей владетелей, светло-серый мундир сотника княжеской гвардии. Вот он, тот, кто сумел пройтись огнем и мечом по Валашу, подчинить его своей воле, а теперь собирается казнить позорной казнью, предназначенной лишь предателям, бывшего властителя покоренной земли.

А кто рядом с ним? Генералы. «Верный» Бирр, я его тоже вижу. Трое каких-то сановников, которых я не знаю и никогда не видел. И высокосвященный Берг, куда же без него, который уже перебрался в новую столицу мира. Все. Ни дам, как на экзекуции зингар в Рюгеле, ни светских бесед.

Вайм смотрит на своего врага не отрываясь, с легкой и злобной усмешкой на тонких губах. Орбель избегает встречаться с ним глазами, и ему страшно. Он пытается держаться, не показывать страх толпе, но получается это плохо. Впрочем… как бы я держался, ожидая подобной казни? Не знаю. В долгих муках умирают казнимые таким образом.

Вот кандалы Орбеля отстегнули от рамы. Четверо помощников палача, огромных, массивных, сложением похожих на каменные тумбы, повели бывшего князя к лестнице, придерживая со всех сторон так, чтобы тот даже дернуться не мог. Медленно, шаг за шагом, останавливаясь, они подняли его по ступеням на эшафот.

Судейский чиновник развернул лист бумаги и начал громко читать приговор, но толпа уже свистела, ей было все равно, за что приговорили казнимого, они ждали начала зрелища. Сам же Орбель начал кричать тогда, когда его пристегивали к решетке. Он кричал дико, без слов, просто вой на одной ноте, словно убивают не человека, а животное.

– А ты для меня и есть животное, – сказал я, поворачиваясь и направляясь к проулку, перекрытому рейтарами. – Гори здесь и гори в аду, тварь.

Рейтары расступились, пропуская меня – форма сотника, хоть и с красным шнуром вышедшего в отставку, помогла. Через другие переулки, напрочь забитые толпой зевак, я бы просто не прошел. Как Орбеля разместили над огнем, я услышал, когда дошел до конца переулка – толпа взвыла в восторге, а крик казнимого перекрыл ее вой.

А я шел и шел по улице, пустой настолько, словно по городу мор прошел – все побежали смотреть казнь. Люди любят казни, их радует то, что казнят не их.

Я даже не знал толком, куда шел, просто ноги несли. Остановился, лишь наткнувшись взглядом на открытую дверь таверны. Над ней висела вывеска, изображавшая винную бочку, по толстому боку которой было написано «Бочка счастья». Усмехнувшись, я зашел в дверь. Вот куда я шел, оказывается.

Пусто. Пахнет мытым полом, похоже, что тут только что убрались. Пустые столы, придвинутые к ним лавки, чистая стойка, за ней штабель винных бочек, все как обычно. За стойкой человек – немолодой, скорее даже старый, с короткой бородой, волосы белой шапочкой закрыты.

– Чем могу служить? – спросил он, увидев, как я застыл на пороге.

– Если это таверна, то вы сами должны знать, чем. – Я подошел к стойке, облокотился на нее локтями.

– Я на всякий случай спросил, сотник, – усмехнулся буфетчик.

Впрочем, нет, наверное, это сам хозяин. Почему-то мне так кажется.

– Чего вам налить?

– Начните с чего-нибудь крепкого.

Посмотрев на меня вроде как в некотором сомнении, он кивнул, достал из-под стойки бутылку и выставив два маленьких стаканчика из полированной бронзы, налил оба под край. В воздухе запахло анисом.

– Я с вами, – сказал он, поднимая один из стаканчиков. – Вы же из вольных, я правильно разобрал говор?

– Из вольных, – кивнул я.

– Странно, что вы не там. – Он кивнул в сторону двери, подразумевая Площадь Правосудия. – Это было бы справедливо.

– Для того чтобы справедливость восторжествовала, мне необязательно это видеть. – Я поднял свой стаканчик и чокнулся с хозяином. – Я знаю, что Орбеля никто не помилует.