Василий Гавриленко - Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

изнасиловать заключенную.

Стрелок взглянул на Киркорова, выругался.

-Ты, - обратился к Марине, - положи камень и отступи туда.

Та благоразумно выполнила распоряжение.

Стрелок помог Киркорову подняться, вывел из камеры. Загремел ключами.

-Давай к выходу, куриная слепота.

Щелкнул выключатель, лампочка погасла; мы с Мариной остались в

темноте, схожей с той, в которую только что погрузился Киркоров.

10

ПОБЕГ

В круглом окошке под самым потолком - свет. Значит, утро. Начало нашего

с Мариной последнего дня. Начало конца.

Кто-то тяжелый навалился на меня, придавил к настилу. Я увидел казнь –

как это будет: плотные ряды стрелков, ухмыляющегося Лорд-мэра, палача в

противогазе, слепого Киркорова, поющего фальшивым голосом. Марина, ну зачем

мы пришли в резервацию?

Я приподнялся на локтях. Марина лежала на спине, глядя в потолок. Луч

света застрял в ее волосах.

-Марина.

-Андрей, я не хочу ни о чем говорить и думать.

Отвернулась к стенке.

Понятно. Мне не впервой дожидаться казни, и то на душе паршиво. Разве к

этому можно привыкнуть?

Почему саднит рука? Ах, да, вчерашнее посещение Киркорова… Я закатал

рукав – синий след от моих же зубов, кожа вспухла. Пальцы с трудом сжимаются

в кулак. Как такими держать заточку?

Держать заточку… Это мысль игрока во мне, жителя Русских Джунглей.

Целая жизнь – даже чуть больше, чем жизнь – прошла с тех пор, как я встретил

Марину на Поляне. И вот теперь мы умрем, и мое умение орудовать заточкой не

поможет.

Черт! Неужели нельзя думать о чем-то другом, кроме как о смерти?

Каково это – сорваться в бездну с петлей на шее? Что будет там, за

гранью?

Опять эта грань! Я уже думал о ней, после приговора трибунала, лежа на

постели в квартире конунга Артура.

Что будет там, за гранью?

-Ничего не будет.

Я вздрогнул – Марина прочла мои мысли.

-Ты сказал это вслух, дурачок. За гранью ничего не будет. Теперь я это

точно знаю.

-Знаешь? Откуда?

-Знаю – и все.

Она заплакала.

-Андрей, я не хочу умирать. Не хочу в пустоту, не хочу стать пустотой. Я

хочу родить нашего малыша, кормить его грудью, беречь.

-Так и будет…

-Так и будет, - передразнила Марина. – Зачем ты лжешь? Как лгал Христо.

Серебристая Рыбка?! Одна ложь! Вот она, Серебристая Рыбка, - она ткнула себя

пальцем в живот. – Вот он – новый мир! А завтра его не станет.

Ее слова, как плети.

-Замолчи, - закричал я. – Закрой пасть, глупая баба! Я же сказал тебе – мы

не умрем, значит, так и будет.

Она принялась размазывать по щекам слезы.

Я вскочил, вцепился в решетку.

-Эй, там! Караульный! Караульный, мать твою!

Ключ заворочался в двери.

-Че ты орешь, гнида? – рожа стрелка была помятой, как после сна на

горохе. – Арматуры отведать захотел?

-Боец, - взмолился я. – Выслушай, брат. Мне надо поговорить с отцом

Никодимом…

-А с хуем тебе не надо поговорить?

-Постой, брат. Я друг главы ОСОБи, однажды спас ему жизнь, он не

откажет. Передай.

Дверь стала медленно затворяться.

-Я заплачу тебе! – заорал я.

Дверь с лязгом закрылась.

-Ничего, скоро он принесет еду, и тогда я попробую еще раз.

Марина с презрением посмотрела на меня.

-Чего ты? – от бессилия я разозлился. – Вчера ты как будто была готова

достойно умереть вместе. Или жалеешь, что не приняла предложение Киркорова?

-Пошел ты.

Марина снова отвернулась к стене, чтобы пролежать так до самого вечера.

Вечером стрелок принес жратву, и я не заговорил с ним. Молча принял

миску. Марина из своей ниши сверкала глазами и тоже молчала, пережевывая

тварку.

Когда стрелок забрал посуду и направился к двери, нестерпимо, до дрожи,

захотелось крикнуть: «Постой!», но я не крикнул, провожая взглядом нашу

последнюю надежду на спасение. Погас свет, хлопнула дверь. Вот и все. Дальше

– только ночь и казнь.

-Упрямый осел, - раздался в темноте голос Марины (в нем не было злости -

только усталость).

Да, Марина. Я знаю.

Она снова заплакала, и я от бессилия снова прикусил свою руку.

Боль снимает боль. Одна боль убивает другую.

Кап-кап. Я представил, как ржавые капли разбиваются о камень. Одна

капля, другая, третья… Дыхание Марины ровное, тихое: спит. Кап-кап. В окошке -

несколько колючих морозных звездочек: значит, ночь. Капля набухает где-то на

потолке, становясь все грузнее, наконец, срывается, ударяется о пол – кап! -