Александр Больных - Штык-молодец. Суворов против Вашингтона

Утро было ясным и холодным, слабый ветерок еле слышно шуршал в кронах деревьев. Прохладный воздух чуть ли искрился, и видно было прекрасно, как французы готовятся к баталии. Генерал Рошамбо также разворачивал артиллерию. Суворов чуть усмехнулся – они еще не подозревали, какой сюрприз их ожидает. Он поднял подзорную трубу и увидел, как суетятся французские артиллеристы. Они заряжали и наводили орудия, но пока тоже не стреляли. Казалось, что противники боятся расколоть звенящую утреннюю тишину.

Дерфельден вопросительно глянул на Суворова, тот согласно кивнул, и бригадир, перекрестившись, крикнул:

– Огонь!

– Огонь! – подхватили командиры батарей.

Грохнуло первое орудие, за ним следом загремели и остальные. Черный мячик гранаты со свистом полетел вдаль, оставляя за собой тонкий след дыма от тлеющего фитиля, и вскоре перед французской батареей взметнулся черный столб с огненными проблесками. Недолет! Следующие взрывы пошли один за другим, и французские позиции совершенно скрылись среди разрывов. Однако французские артиллеристы не испугались и дали ответный залп. Напрасно! Если русские батареи просто взяли сначала неверный прицел, то французские пушки, как и предсказывал Суворов, оказались слишком слабы. Их ядра безвредно упали чуть не в пятидесяти саженях от большой батареи.

Русские командиры отдали приказ, канониры припали к орудиям, подкручивая винты, чтобы ствол поднялся повыше, и когда прогремел следующий залп, гранаты накрыли позиции французской артиллерии.

– Беглый огонь! – закричал Дерфельден.

И артиллеристы, повинуясь приказу, начали стрелять так быстро, как только могли. Петр, следивший за ними, лишь удивленно покачал головой. При Кунерсдорфе он видел слаженные действия пушек графа Шувалова, но выяснилось, что нет предела совершенству. Выучка суворовских артиллеристов была еще выше! Русские гранаты в считаные минуты смешали с землей батареи графа Рошамбо. Неизвестно, что там собирался делать граф, но только большая батарея, повинуясь приказу Дерфельдена перешла на стрельбу секретными гранатами. В свое время Петр потратил немало времени, уговаривая Ломоносова обратить внимание на артиллерийские дела, например, сегодняшняя дальняя стрельба тяжелых гаубиц была прямым результатом расчетов Михайлы Васильевича. Секретные гранаты разработал тоже он.

Смена снарядов произошла очень вовремя – издали долетело пение труб, и французская пехота стронулась с места. Русские командиры лишь удивленно переглянулись – французы шли медленным церемониальным маршем, который так подходил для сражений европейских, но от которого в Америке отказались решительно все, даже англичане. Что ж, тем хуже.

Снова грохнули гаубицы, откатившись после выстрела, но канониры споро накатили их обратно. А в воздухе над французскими шеренгами вспухли белые облачка разрывов. Казалось бы ничего страшного, но результат их был ужасен. На самом деле эти облачка были адской мешаниной порохового дыма, чугунных осколков и свинцовых пуль, которыми были начинены гранаты. Смертоносный вихрь обрушился на французскую пехоту. Закопченные артиллеристы, более всего напоминавшие чертей, дали второй залп, третий – и французы дрогнули. Сначала они остановились, хотя делать этого никак не стоило, потому что пехота превратилась в идеальную мишень, потом попятились, а затем и побежали.

– Вот видите, господа, – обратился Суворов к своим командирам, – оказывается, можно выиграть сражение, даже не трогая пехоту с места.

– Но сколь хороши эти секретные гранаты, – восторженно произнес подошедший Дерфельден. – Если стрелять на картечь можно только на двести саженей, этот снаряд позволяет истреблять пехоту на предельных дальностях!

– Хватит, господа, – властно оборвал восторги Суворов. – Сейчас мы должны двигаться дальше, постараться выручить милорда. – Он усмехнулся. – И здесь пушки не поспеют. Генерал Леонтьев! Возьмите два полка и ударьте в спину американцам, которые сейчас, как я понимаю, загнали англичан к берегу под корабельные пушки. Бригадир Озеров, вы вместе с казаками довершите разгром французов, не теряйте время, пока они не опомнились. Действуйте стремительно, но осторожно, артиллерия за вами не поспеет, поэтому будете рассчитывать сами на себя.

На остатки разбитой армии всегда жалко смотреть. Оборванные, грязные, зачастую потерявшие или побросавшие оружие, перевязанные окровавленными тряпками – они представляют собой очень жалкое зрелище. На офицеров, сохранивших коней, солдаты смотрят с откровенной ненавистью, потому что сами вынуждены тащиться пешком. Это вам не наступление, когда у людей на ногах буквально вырастают крылья. И, как обычно бывает, одно несчастье тянет за собой другое. Дисциплина стремительно падает, и то, что буквально три дня назад было превосходным полком, на глазах превращается в шайку мародеров и бандитов.