Валерий Большаков - Алгоритм судьбы

– Тимофей Кнуров? – послышался голос за спиной.

Названный обернулся и едва узнал давешнего собеседника – тот обрядился в синий комбинезон, был тщательно выбрит и аккуратно причесан. Над левым нагрудным карманом у него висел бэйджик: «Михаил Дмитриевич БИРСКИЙ, нач. проекта «Гото».

– Здравствуйте, – растерянно сказал Тимофей. – А… разве Бирский – это вы?

«Нач. проекта» виновато развёл руками.

– Я, – признался он. – Так уж вышло…

– Простите, – смутился Кнуров, – говорю что попало…

– Да ладно! – заулыбался Бирский. – Пойдёмте, покажу фронт работ.

Он провёл Тимофея вокруг атриума и спустился по отдельной лестнице в машинный зал. Три двери поочерёдно открылись перед ними, подчиняясь разным паролям, и впустили в святилище. Окон в башне не было, но по всему кольцевому коридору висели обзорные экраны, как в космическом корабле, и демонстрировали один и тот же стереофильм – «Вид на зимний двор». В коридоре стояли двое парней в плёночных скафандрах, споря на темы, недоступные смертным.

– Знакомьтесь, – сказал Михаил, – Царёв, инженер-контролёр божьей милостью. Гоцкало, старший оператор-информатор. А это – Кнуров, наш новый программист.

Царёв, огромный человек с лицом грубой лепки и ясными детскими глазами, протянул лопатообразную руку и прогудел:

– Геннадий.

– Тимофей, – поручкался Кнуров.

Гоцкало, весёлый хохол, сильно смахивавший на итальянца-мафиозо, улыбнулся во всю ширь ротового отверстия и тоже представился:

– Сергей. Можно просто – Сергей Панасович!

– Обойдёшься, – упредил кнуровскую любезность Бирский. – Не дорос ещё, шоб тэбэ по батьку звалы. А теперь… – торжественно сказал он, – самое главное. Вот!

Начальник проекта похлопал по матовым панелям внутренней стены коридора.

– Здесь, и выше – Он. Тот, кому мы служим!

– Кто? – растерялся Кнуров.

– Предиктор!

– Это такая машина, – обернулся к Тимофею Царёв, – которая предсказывает будущее.

В Кнурове тут же проснулся скептик.

– Хм, – глубокомысленно произнес он. – А вам говорили, что это невозможно в принципе – будущее предсказать?

– Говорили! – воскликнул Гоцкало. – Но мы закрывали уши!

– Нет-нет, – остановил его Бирский. – Давайте выслушаем Тиму. Вдруг что новенькое скажет? Давай, Тимофей, громи нас!

– А чего тут громить? – пожал плечами Кнуров. – Я математик и кое-что смыслю в теории хаоса. Да вы и сами должны знать!

Трое в комбинезонах изобразили полнейшее неведение.

– Ну, это такая теория… – промямлил Тимофей, сильно подозревая, что коллектив его дурит. – В общем, она решает нелинейные уравнения, которые описывают, как себя ведут разные там физические объекты. Ну, например, погода. Или ток крови в сосудах. Короче, любые сложные системы, изменения в которых развиваются непредсказуемо…

– Да почему непредсказуемо?! – не выдержал Сергей.

Бирский утишил хохла мановением руки.

– Продолжай, Тимофей, не обращай внимания.

– А чего тут продолжать? – пожал плечами Кнуров. – Поведение автомобиля, летящего под уклон, или развитие циклона можно точно предсказать лишь на первые секунды, максимум – минуты, потому что на любые системы, простые они или сложные, всегда воздействуют очень малые случайности – какой-нибудь камешек на дороге, подгоревший контакт в электромоторе, жук, разбившийся о ветровое стекло и отвлёкший водителя… Их тысячи и миллионы, этих мелочей, но их влияние растёт и растёт и сводит на нет любое предсказание! А другая теория, теория фрактальности, вводит принцип однообразия, приложимый ко всему мирозданию… Короче говоря, реальная жизнь не развивается по прямой линии. Реал – это бесконечная последовательность сменяющих друг друга взаимосвязанных событий, цепь случайностей, ни определить которые, ни предсказать нельзя.

– Стоп, – поднял палец Бирский. – Нельзя предсказать или сложно предсказать?

– Нельзя, – твёрдо сказал Тимофей. – Как же предскажешь случай?

– А если и у случайностей выявить закономерности? – вкрадчиво спросил Михаил.

– А как учесть влияние мелких воздействий на поведение системы? – парировал Кнуров.

– Можно мне? – поднял руку Гоцкало.

– Давай, Серёга, – улыбнулся Бирский.

Оператор-информатор важно повернулся к стене и открыл панель. За ней прятался терминал. Гоцкало нацокал какую-то команду, и монитор осветился, показывая Тимофея со спины. Изображение плавало, то приближая картинку, то перекашивая, но чёткости не теряло. В углу экрана сыпались цифры и значки, выстраивая какую-то фигуру.