Саймон Спуриэр - Повелитель Ночи

— Вы правильно представляете, леди.

— Тогда, боюсь, я ничего не понимаю. Чем это убийство отличается от других?

«Саламандра» свернула за угол и заскользила вниз. Девушка поняла, что они прибыли, поскольку виндикторы вокруг начали сосредоточенно проверять автопушки и булавы.

Варитенс указал на расположенный неподалеку искореженный туннель:

— Нам туда, сейчас все поймете.

Она была миссионером, судя по остаткам одежды — белому балахону и простой веревке с маленькой ракой, украшенной золотыми священными письменами. Она прибыла в это глухое темное место для распространения света Императора, наверняка была очень храброй и самоотверженной. Награда, которую она получила, вряд ли справедлива.

Одежда была исполосована в клочья.

Веревка, обычно переброшенная через плечо, оказалась закручена на шее. Рака валялась расколотой — виднелись кости какого-то древнего святого или его прах.

— Император спаси... — прошептала Мита, вступая в туннель.

Женщина умерла не здесь — это очевидно. Независимо от того, из-за чего свершилось насилие, ее жизнь взята с умыслом — кровь забрызгивала потолок и стены, скапливалась густыми лужами под ногами. Это было не просто место преступления, это была своеобразная визитная карточка — четкая, ясная, продуманная .

Глаза вырезаны. Руки вырваны из плеч. Хрящи рассечены более чем на фут ударом, нанесенным с неимоверной силой и точностью, — практически произведена ампутация. Внутренние органы выведены наружу свисающими причудливыми петлями через поперечные разрезы на животе.

И все удары только поперек бледного тела, ленивые разрезы, в которых медленно колышутся крошечные алые водовороты, словно мантровые колеса, по которым льется святая вода.

Сначала Мита подумала, что линии нарисованы красными чернилами, которыми небрежно черкали на коже жертвы. Но она ошибалась. Каждая линия оказалась разрезом, нанесенным так совершенно, что кровь из них не сочилась, тем самым не портя внешнего эффекта. Это были не удары маньяка. Это было искусство .

И художник не бросил дело, не поставив подписи.

Над телом, на каменистой поверхности стены, была прибита аккуратно удаленная рука, на которой при свете лампы Миты виднелись слова, притягивающие к себе взгляд.

«Адео мори сервус Император фиктус, аве Доминус Нокс».

Мита ощутила, как завтрак подкатил к горлу, и отвернулась, борясь с дурнотой. Сержант Варитенс стоял позади нее, уперев руки в бока. Он принял отвращение девушки за малограмотность и откашлялся:

— Здесь написано...

— Спасибо, сержант, — прошипела Мита, судорожно втягивая воздух и стараясь сохранить достоинство,— я весьма бегло читаю на высоком готике.

Она вновь посмотрела на слова, — казалось, те корчились перед ее глазами по собственному желанию. Мита на миг вновь ощутила тот шокирующий удар, и теперь уже не оставалось сомнений в идентификации убийцы.

«Великая тьма, спускающаяся с небес».

Нечто пережило крушение «Крадущейся тьмы»...

— Адео мори сервус Император фиктус, — произнесла Мита вслух, перекатывая каждое слово на языке. — Так умрите, рабы ложного Императора.

Виндикторы, стоящие рядом, взволнованно воззрились на нее. Даже Винт напрягся, силясь понять произнесенные слова.

— Аве Доминус Нокс — славься, Повелитель Ночи.

Их называли Ледниковыми Крысами.

Их имена небрежно писались на пергаменте четкой рукой сервописца, пряча удивительную информацию внутри опрятных строк, словно это один из миллионов ничего не значащих отчетов, запечатанных простой печатью из воска.

Их называли Ледниковыми Крысами. Сахаал снова и снова заставлял это слово проноситься в мозгу, словно испытывая его характер.

Пробуя его.

Торговец информацией Пахвулти ушел из его когтей. Свободно шагая, игнорируя раны, испещрившие некротическую кожу, он невольно если не заработал уважение Сахаала, то, по крайней мере, заставил того ощутить себя в долгу.

Пахвулти проинструктировал Сахаала о том, где и когда найти обещанную информацию, даже склонил голову в саркастическом почтении. Потом улыбнулся и пошевелил бровями:

— Этот бизнес строится на доверии. — Он сопроводил слова своим кудахчущим смехом «хет-хет-хет». — Вопросы не стоят ничего, ответы — бесценны.

Сахаал едва сдерживался, чтоб не разорвать существо на кусочки. Решение отпустить его целым восвояси потребовало каждой унции его концентрированного прагматизма. Молчаливая клятва разобраться с ним позже стала плохим утешением.