Владимир Венгловский - А зомби здесь тихие (сборник)

Сергей Федорович торопливо прошел мимо. Может, поэтому почти ничего и не изменилось, когда он стал преподавателем-мертвецом. Потому что все они, педагоги, становятся зомби задолго до смерти. От усталости, напряжения, необходимости пытаться быть объективными и всезнающими.

Профессор прижал платок к лицу, стараясь не допустить, чтобы физраствор капнул на рубашку. Когда подтекание прекратилось, вытер нос и подбородок, тщательно, как препарат, исследовал отражение в зеркале. Результат процедур был неплох.

Сергей Федорович вышел из уборной и направился обратно: одеться и зайти за Надеждой. Нельзя допустить, чтобы девочка так изводила себя. Она должна жить полной жизнью, а не сидеть до глубокого вечера над тетрадками и конспектами.

– Сергей Федорович, – голос вывел профессора из задумчивости, – а я вас тут давно жду.

– Идите, Андреев, идите, – отмахнулся профессор, заметив выступившего из темноты студента. – Завтра.

– Значит, не поставите? – со странной бравадой проговорил тот.

– Не поставлю, и не испытывайте мое терпение. – Сергей Федорович хотел пройти мимо наглого подростка, но тот заступил ему дорогу.

– Мразь, шкура дохлая, мозгоед старый, – прошипел Андреев, надвигаясь на него. – Когда сдох, думали – все, отмучились. Нормальному преподу сдавать будем. Так нет, воскрес, гнида. Ну, ничего. Если постараться, больше не воскреснешь.

В руке студента блеснуло лезвие. Сергей Федорович не испугался:

– И вы просто так ударите ножом человека?

– Ты мертвый, не посадят, – глухо отозвался Андреев. – Жалеешь, что не поставил?

– А давно ли мы перешли с вами на «ты»?

Сергей Федорович сделал шаг назад, но Андреев со сдавленным рычанием бросился на него, не оставляя шанса избежать удара. Профессор не успел даже поднять руку, чтобы заслониться. Что-то пушистое, серо-меховое метнулось перед ним, заслоняя.

Андреев удивленно ахнул, отступая. Скальпель со звоном упал на кафель. Андреев развернулся и побежал.

– Что же вы наделали, Надя? – с досадой пробормотал профессор, торопливо расстегивая пальто Надежды Юрьевны, чтобы осмотреть глубокую рану на плече. – Я же мертвый, что он мог мне сделать?

– Да я как-то не подумала, – призналась Надя, морщась от боли. – Вижу, он на вас с ножом. Вот и прыгнула. Сама сообразить не успела.

– Хороший вы человек, Надежда Юрьевна, – с раздражением пробормотал некромант. – А если бы он вас убил?

– Вы бы могли сделать из меня зомби, – усмехнулась Надя, – чтобы не одиноко было.

– Можно подумать, вы хотели бы им быть? – смягчился профессор. Рана была не такой уж тяжелой. Он прижал несколько салфеток к плечу Нади, стараясь остановить кровь.

– Ну уж нет, бррр, увольте, – отозвалась Надя, слабо улыбаясь. – Как оно там?

Сергей Федорович помог Надежде подняться.

– Не смертельно. Но в больницу ехать придется, швы наложить. У меня, конечно, есть пара эликсиров, но они… – профессор замялся, – только для неживых. Так что придется к хирургу.

– Ой, так вас же гости дома ждут, – спохватилась Надежда, – я такси вызову.

– Нет, Надя, и такси, и милицию я вызову. Хорошо, что этот звереныш скальпель держать так толком и не выучился. Вам сейчас двигаться надо поменьше. Подождут мои гости. На поминках без покойника всегда веселее.

На моей двери – медная табличка. Небольшая, позеленевшая от времени. Возможно, именно поэтому иные считают ее «внушающей уважение». А может, это из-за букв, вытравленных на ее поверхности? Буквы складываются в слова, слова – в предложения. Их всего два, одно над другим: мое имя и… профессия? должность? призвание?

Специалист по связям с реальностью.

Если вы чувствуете, что больше так не можете…

Что потеряли смысл и вкус жизни…

Что это и не жизнь давно, а так – существование, вялое течение серых дней, похожих один на другой как две капли воды…

плещет, плещет стылая муть

Одним словом, каждый, кому я нужен, понимает, о чем идет речь. И хотя адреса моего обиталища не сыскать ни в одном справочнике, бумажный он или электронный, такой человек рано или поздно обязательно найдет дорогу. Просто осознав, что настала пора.

Он спустится по кажущейся бесконечной ржавой лестнице (без толку считать ее ступени, поверьте), пройдет по темному, как безысходность, коридору, слушая шорох лап и хвостов многочисленных крыс, бесконечный шепот воды,

плещет, плещет. Еще немного – и через край