Михаэль Драу - Плоть и сталь

— Эрцу, по-твоему, больше нечем заняться? Ха-ха-ха! Конечно, в Империи наступили спокойные дни, хотя в Келаме всё-таки свергли и убили беднягу Мастера Жиштава. Но всё-таки есть дела поважнее, чем следить за моими похождениями.

— И всё же, Ваше Высочество, я бы не советовал вам связываться с преступником.

— Бехард не преступник. Он просто истинный воин, который был верен своему хозяину до конца. Как твой Дэл — тебе.

— Да уж… Никогда не встречал такого рвения. Скоро все прочие киборги «заржавеют» без серьёзной работы. Он заслужил славу грозы нелегалов, безбашенного убийцы и прекрасного исполнителя. Я неоднократно напоминал господину Скаррингу, что никогда не стоит торопиться эвтанировать того или иного бойца. Бессмысленное уничтожение одного из лучших ликвидаторов было менее предпочтительно, нежели пара лишних месяцев поддержания его жизнедеятельности в коме.

— Ты всегда был дальновиден, друг мой!

— А Вы напротив, слишком легкомысленны!

— Ой! Я позже с тобой свяжусь, хорошо?

Велиар быстро отключился, закрыл приватную линию и захлопнул крышку ноута, когда в спальню из ванной вернулся Эрц.

Принц невольно залюбовался сводным старшим братом. Тот весьма хорошо сохранился для его зрелого возраста — строен, подтянут, сухощав. Но с некоторых пор Велиар ловил себя на мысли, что больше не может относиться к Канцлеру так, как раньше. Теперь у него есть большой секрет. Да уж, большой! Метра два ростом. Велиар невольно улыбнулся, задумчиво глядя сквозь Канцлера. Тот замер у постели, а потом губы его неуверенно дрогнули в усмешке:

— Вел?

Принц встрепенулся, улыбнулся, пожалуй, слишком уж радушно и, заурчав, затащил брата в постель. Прежде чем подозрения заставили Эрца отстранить от себя Велиара, он капитулировал и позабыл обо всём.

Принц отдавался ему, вспоминая с нежностью о своём киборге, о своей большой-пребольшой тайне. И в эти минуты он был по-настоящему счастлив.

Дидж наслаждался коктейлем, танцами сучек у отполированных стальных шестов, и любовался Дэлом.

Не так давно тот вытравил волосы до серебристо-белого оттенка и стал носить непроницаемые, зеркальные очки кислотно-оранжевого цвета. Это гармонировало с общим видом «тусовщика». Дэлу очень шёл новый образ. Но Диджу было не по себе. Когда не видно глаз собеседника, становится чуточку неприятно — не угадаешь момент, когда эти глаза наполнятся яростью…

После выхода из комы Дэл почему-то стал гораздо агрессивнее и вспыльчивее. Кроме того, он наотрез отказывался вшивать стабилизаторы, хотя это помогло бы ему уравновесить психику.

Пару раз осторожно намекнув на необходимость вшивки и получив в ответ только презрительное фырканье, а то и грубости, Дидж оставил попытки.

Пусть Дэл живёт как знает.

Это огорчает… Но есть и то, что радует.

Конечно, не хорошо радоваться таким вещам, но Дидж не мог не возвращаться к мысли, что ему приятно от того, что Дэл больше не вспоминает своего инструктора, эту белобрысую вертихвостку не самого тяжёлого поведения. Вот и отлично, вот и не нужно ему напоминать…

Дидж очень любил думать, что у него, может быть, есть шанс занять в сердце Дэла свободное место. Стать Дэлу ближе. Стать другом. Или, может быть, больше.

О большем мечтала и маленькая хорошенькая сучка по имени Карамелька, которая танцевала у шеста только для одного Дэла, даже если зал «Паноптикума» был битком, как сегодня, и на неё пялились с вожделением все мужики, кто был ещё достаточно трезв для того, чтобы возбудиться. Ей было плевать на всех, кроме Дэла. А Дэлу было плевать вообще на всех.

Он не смотрел ни на кого, надёжно спрятав глаза за оранжевыми зеркальными стёклами. В этих очках не понятно, остаются ли глаза Дэла бесстрастными, улыбаются ли, наполняются ли слезами в тот или иной момент.

Он любит говорить, что у киборгов сердца из стали. Это так удобно говорить, скрывая глаза.

Дидж вздохнул и подлил Дэлу ещё джина.

— Ну, будем, — буркнул Дэл, намереваясь осушить стакан одним глотком. Дидж остановил его.

— Давай выпьем за что-нибудь!

— За что?

«За тебя», — едва не ляпнул координатор, но сдержался.

— Ну, как обычно, — Дидж попытался развязно улыбнуться, — за любовь!

Дэл сжал челюсти, потом буркнул:

— Никогда никого не любил, не люблю и любить не буду.

После чего одним махом опрокинул в себя напиток и ушёл на танцпол.

Дидж вздохнул снова, снял очки и принялся задумчиво их протирать фланелевым платком.