Евгений Прошкин - Война мертвых

Потом его ограничили в движениях. Загнали на метровый постамент в центре широкого отсека и попросили не съезжать. А чтобы просьба не выглядела голословной, ее подкрепили новым блоком, с которым Тихон справился уже через полторы минуты. Но раз им так хочется, то ладно – он постоит.

Самым обидным было лишение нормальной связи. Постепенно Тихона отрубили от всех общедоступных выходов в интервидение. Об этом его не предупреждали, и изменения в эфирном режиме он обнаружил слишком поздно. Ему оставили пяток закрытых каналов, и каждый из них по странному совпадению вел к Игорю.

Чтобы как-то оживить обстановку, Игорь периодически являлся лично, всегда – с прозрачным обручем на лбу. Серебряный аксельбант он сменил на погоны с глобусами, хотя Тихон опасался, что полковничий мундир – такой же маскарад, как и должность школьного наставника.

Вокруг постамента непрерывно суетилась группа людей в белых халатах, но Тихон сознательно их не различал: все они работали без головных датчиков и общались только между собой. Значит, для Тихона их не существовало. Что за исследования проводили техники, он старался не вникать, главное – они не лезли ему в душу.

Другое дело – Игорь. Всякий раз, когда полковник подходил к машине, Тихон знал, что для него заготовлено очередное издевательство вроде ассоциативного теста или проверки на быстроту реакции. Поэтому он взял в привычку заводить разговор первым. Обычно это позволяло оттянуть процедуру на две-три минуты.

– Ну, как там мои анализы? – непринужденно спросил он.

– Анализы? – нахмурился Игорь.

– Мочи и кала.

– У меня твой юморок вот уже где! Он продемонстрировал, до какой степени наполнен юмором, и Тихон увидел, что место еще есть.

– Когда приспичит, дай знать, техники ведро подставят, – запоздало отшутился полковник.

– Я про тело, а не про корпус, – сказал Тихон. – Про свое тело, которое, как я надеюсь, до сих пор пребывает в добром здравии.

– Да, конечно, – растерянности в его голосе не было, но Игорь провел в машине достаточно времени, чтобы научиться управлять эмоциями. – Именно в добром здравии. Не думаешь же ты...

– А вот как раз думаю. – Тихон повернул пушки к Игорю и слегка ими качнул.

"Грози, грози, – едва заметной тенью пронеслось в мозгу полковника. – Чего ты стоишь без своего оружия?”

Тихон уловил эту храбрую мыслишку и создал в эфире ее многозначительное отражение: без оружия – действительно ничего.

– Не надо этого, – сказал Игорь. – Тебе – в первую очередь не надо. Все будет хорошо.

– А байка про Алекса? Ведь не из пальца ее высосали.

– Не из пальца; – кивнул он. – Но твой случай гораздо проще.

Это тоже был ответ. Как Тихон ни избегал скользкой темы, а сам же на нее и выруливал. Каждым словом. И даже молчанием. Пять тысяч сто двенадцать часов, и все – в танке. Подряд, без перерыва. Сколько потребовалось Алексу, чтобы погибнуть? Цифру ему так и не назвали, но конечно, намного меньше. Можно представить, что Тихона-куклу кормят через капельницу, поддерживают сердце и мозг, пеленают в пушистые тряпки, но скорее всего он давно уже сгорел в утилизаторе. Вместе с двадцатью семью мертвецами. Вместе с торжественными речами и знаменами Конфедерации. Все сгорело. Он видел это сам.

– Мне кажется, ты сейчас не настроен, – озабоченно проговорил Игорь.

– Это с людьми такое бывает. Машина всегда настроена.

– Тихон...

– Не называй меня так! – резко ответил он.

– Что с тобой, Тихон?

– Я не Тихон.

– Хорошо, придумай другое имя, – легко согласился полковник.

– Зачем оно мне? Посмотри на меня внимательно. Я что, похож на человека? На кого я похож? Ответь мне!

– Ты похож на танк, – с неожиданной покорностью сказал Игорь.

– Значит, и зовут меня – Танк. Если кому не ясно, напиши это на броне желтой краской. Пусть все знают.

"Да, я теперь танк, – сказал он самому себе. – Танк. Не просто танк, а Танк – с большой буквы. Я – Танк. Все люди, а я – нет. Кто я? Танк? Это так мало. Всего лишь Танк. Танк – Танк. Поместите меня в музее, мое место рядом с железками. Вы мне не нужны, и я вам тоже. Зачем вам Танк? А зачем вам Тихон? Вот тот действительно был не нужен, а я еще пригожусь. Ведь я – Танк. Так было с самого начала: не Тихон, а Танк. Мы поменялись местами, и то, что было внутри, оказалось снаружи. Танк. К чему я стремился? Неужели к этому?! Шел вперед, примерял военные украшения, никого не жалел – даже себя. Как учили. Мне больше нечего осваивать, я достиг потолка. Я идеален. Совершенен. Я завершен. Дайте мне умереть!!”