Сьюзен Коллинз - Сойка-пересмешница

— Что было после того, как в меня выстрелили?

— Ничего особенного. Работники Орешка кинулись на капитолийских солдат. Повстанцы просто сидели в сторонке и наблюдали. Вся страна сидела и наблюдала.

— Это у нас получается лучше всего.

Казалось бы, после потери важного органа мне должны были дать отлежаться несколько недель в постели, но врачи почему-то настаивают, чтобы я как можно скорее встала на ноги и начала двигаться. В первые дни внутри меня все разрывается от боли даже под морфлингом; со временем становится лучше. Только ребра еще, видимо, долго будут болеть. Я злюсь на Джоанну, что она отбирает у меня морфлинг, однако по-прежнему не могу ей отказать.

По Панему гуляют слухи о моей смерти, и ко мне в палату присылают съемочную группу. Я демонстрирую швы и кровоподтеки, поздравляю дистрикты с успешным объединением и предупреждаю Капитолий, что скоро мы доберемся до него.

Для моего быстрейшего выздоровления каждый день мне позволяют небольшие прогулки на поверхности. Как-то раз Плутарх присоединяется ко мне, чтобы поделиться последними новостями. Теперь, когда Второй дистрикт стал нашим союзником, повстанцы устроили небольшую передышку от войны. Перегруппировать силы, обеспечить пути снабжения, оказать помощь раненым, сформировать войска. Подобно Тринадцатому в Темные Времена, Капитолий полностью отрезан от внешнего мира и угрожает нам ядерным оружием. Однако в отличие от Тринадцатого Капитолий не в состоянии перестроиться на автономное существование.

— Какое-то время они еще протянут, — говорит Плутарх. — Безусловно, у них есть неприкосновенный запас. Но самое существенное различие между Тринадцатым и Капитолием — люди. Жители Тринадцатого привыкли к тяготам и лишениям, а в Капитолии не знают ничего, кроме «panem et circenses».

— Что это?

Я разобрала только слово «Панем».

— Есть такое древнее выражение. Сказано тысячи лет назад на латыни — был такой язык — о городе под названием Рим, — объясняет Плутарх. — «Panem et circenses» переводится как «хлеба и зрелищ». Автор хотел сказать, что люди Рима думают только о развлечениях и о том, как набить брюхо, ради этого забыли о своих политических обязанностях. И, как следствие, потеряли власть.

Что ж, похоже на Капитолий. Изобилие еды. И ни с чем не сравнимое развлечение — Голодные игры.

— Для этого и нужны дистрикты. Снабжать Капитолий хлебом и зрелищами.

— Да. И до тех пор, пока Капитолий их получал, он полностью контролировал свою маленькую империю. Сейчас он не может дать людям ничего — во всяком случае, дает гораздо меньше, чем они привыкли. Зато у нас еда есть, и за зрелищами дело не станет. Я как раз организую одно развлекательное мероприятие. Думаю, успех ему обеспечен. Все любят свадьбы.

Я замираю, будто громом пораженная, не веря своим ушам. Плутарх собирается инсценировать нашу с Питом свадьбу?! С моего возвращения я так и не решилась больше подойти к тому одностороннему стеклу, только попросила Хеймитча держать меня в курсе. Он мало что мне рассказывает. Чем дальше, тем меньше шансов. И теперь они хотят ради развлекательной программы устроить нам свадьбу?

Плутарх спешит меня успокоить.

— Нет-нет, Китнисс. Не твоя свадьба. Финник и Энни женятся. От тебя требуется только прийти и сделать вид, будто ты страшно за них рада.

— На этот раз мне не придется «делать вид», Плутарх.

Следующие несколько дней проходят в суматохе и радостном возбуждении. Разница между Капитолием и Тринадцатым проявляет себя и тут. Когда Койн говорит «свадьба», она имеет в виду, что двое людей подписывают листок бумаги и получают новое жилье. В понимании Плутарха свадьба — сотни разодетых в пух и прах гостей и пир на три дня. Забавно смотреть, как они пререкаются из-за каждой мелочи. Плутарх сражается за каждого гостя, каждую музыкальную ноту.

— Какой смысл снимать развлекательную программу, когда нет никакого веселья! — кричит он в отчаянии, после того как Койн поочередно накладывает вето на праздничный ужин, развлечения и алкоголь.

Главный распорядитель Игр не привык к экономии. Кое-как они приходят к компромиссу. Даже скромное празднество вызывает ажиотаж в Тринадцатом, где, кажется, совсем не знают, что такое праздники. Когда объявляется набор детей из Четвертого дистрикта для исполнения брачной песни, приходят чуть ли не все. Нет отбоя и от добровольцев, желающих помочь с декорациями. В столовой люди воодушевленно обсуждают предстоящее событие.