Роман Злотников: Последний рейд

— … Вам было поручено чрезвычайно важное задание, для выполнения которого у вас имелись все необходимые предпосылки. И что же мы видим? — Сержант состроила нарочито страдальческую мину и промямлила издевательским тоном: — “Мне не удалось убедить ма-а-аму в нашей правоте”. А если другие соратники будут так же относиться к порученной им работе?

Глаза Лоис наполнились слезами:

— Соратник Тиграна, я прошу дать мне любое другое задание! Я клянусь…

— Отставить! — привычным зычным голосом рявкнула сержант, сокрушенно вздохнула и отложила сапог. — Ну скажите мне, соратник Антема, к чему мы придем, если каждый соратник будет делать только то, что ему нравится, а не то, что требуется для нашей борьбы? — Она вновь подняла руку со щеткой и наставительно махнула ею перед носом Лоис. — Запомните, гардемарин, наша борьба только тогда сможет увенчаться успехом, когда каждый, ка-а-аждый будет старательно, не щадя своих сил, выполнять то, что от него требуется. Вам ясно?

Лоис, молча, глотая слезы, кивнула.

— То-то же. — Сержант чуть сбавила тон. — Так вот, это — ваше задание, и никто лучше вас не сможет его выполнить. Вы ДОЛЖНЫ убедить мать принять предложение пообедать с герцогом Эсмеральдой. Тем более что это никоим образом никого не компрометирует. И как вы это сделаете, меня не волнует. Так что… забирайте свои сапоги и принимайтесь за дело. Родина надеется на вас. — С этими словами сержант сгребла пару начищенных парадных сапог, ткнула их в руки зареванной гардемарину и, сурово сжав губы, наклонилась за следующей парой. Ей некогда было рассусоливать — приближалось время вечернего парадного развода, а ей предстояло начистить еще не меньше двух десятков пар.

Орнитоптер заложил крутой вираж, ясно показывающий, что за штурвалом этого красивого, верткого, но крайне своенравного аппарата находится настоящий профессионал, на мгновение завис над посадочной мишенью, отстрелил посадочные лапы и мягко опустился практически в центре белого круга. Герцог Эсмеральда, которая наблюдала за маневрами аппарата, приложив ладонь козырьком к глазам и щурясь от яркого закатного солнца, опустила руку и шагнула вперед, стягивая с правой кисти черную лайковую перчатку. Она вообще любила черный цвет. Бортовой люк орнитоптера распахнулся, и в следующее мгновение миру явила свой суровый лик адмирал Шанторин, старый рубака, герой битвы при Форпосте, за последние два месяца прочно утвердившаяся в массовом сознании жителей королевства как олицетворение настоящего военного. Адмирал была в повседневном мундире с орденскими колодками, над которыми тускло блестел единственный скромный орденский крест — знак кавалера Ордена святой Евы-заступницы первой степени (ну еще бы, за все время существования королевства этим орденом были награждены всего двадцать семь человек). Волосы адмирала с пикантной седой прядкой у левого виска были уложены в безупречную прическу, а левая рука висела, продетая в черную косынку, подвязанную на шею. Лицо Шанторин было мрачнее тучи, поэтому герцог, взглянув на нее, решила не рисковать и не протягивать руку, а просто приветствовала адмирала четким “кавалергардским” поклоном, не ответить на который не мог себе позволить не только ни один военный, но даже ни один дворянин. Впрочем, это не слишком-то спасло ситуацию, поскольку адмирал, ответив на приветствие, тут же досадливо сморщилась и раздраженно выдернула руку из своей черной косынки:

— Все, хватит, мне уже надоело ломать эту комедию!

Герцог Эсмеральда насмешливо вскинула тонкую, но четкую, будто прочерченную рейсфедером бровь и изогнула чувственные, хотя и немного тонковатые губы в насмешливой улыбке:

— Ну что вы, адмирал, не стоит так нервничать…

Адмирал насупилась еще сильнее:

— Ай, отстаньте! Ну кто поверит, что при современном уровне медицины за все те месяцы, что прошли после битвы при Форпосте, моя кость все еще не срослась?

Улыбка Эсмеральды еще больше стала напоминать насмешливую ухмылку.

— Адмирал, толпа не есть нечто разумное, повинующееся законам логики. Толпа — амеба, которая руководствуется инстинктами. А рука бравого адмирала, которая, единственная из всего нашего флота, не пошла на поводу у этих грязных мужиков и повела бой по своему разумению, от чего потери ее эскадры оказались существенно меньше потерь остальных эскадр, не мо-о-жет зажить так быстро. Просто потому, что адмиралу некогда валяться по госпиталям и реанимационным камерам, поскольку ей пришлось взвалить на свои плечи восстановление флота и… кое-что еще, чем, по идее, должна была бы заниматься так некстати “разболевшаяся” юная королева. — Кавычки в слове “разболевшаяся” прозвучали настолько явственно, что Шанторин внутренне поежилась. Да уж, у этой молодой особы язычок острый, как бритва, не приведи господь попасть ей на этот самый язычок. Значит, ни в коем случае нельзя дать ей почувствовать свой страх. Эти мысли молнией промелькнули в голове у адмирала, она старательно изобразила презрительную усмешку и произнесла: