Роберт Черрит - Наследник дракона

— Ты, как всегда, ошибаешься, отец, — спокойно ответил Теодор. — Ты слеп и не в состоянии разобраться, где сила и где слабость. Ты, вероятно, путаешь меня с кем-то другим. Может, ты выдумал меня и тешишься, разглядывая эту куклу, читая лживые и неумные доносы, которые со всех сторон сыплются на тебя. Ты потерял нюх, а потеря способности обонять ведет к жестокости, узости мысли и подчинению своим страстям.

Такаши с интересом взглянул на сына.

— Ты в первый раз решил высказаться. Ничего другого я и не ожидал…

— А ты ничего другого и не желаешь слышать. Тем более замечать!

— Ну почему. Кое-какие твои победы произвели на меня приятное впечатление, но эти успехи под стать полковнику Ну, генералу… Они не затрагивают высокую политику. Искусство стратегического мышления… А без этого высшего уровня нечего рассчитывать на окончательную победу в противостоянии с Дэвионом. Времена изменились, и теперь судьбу войны нельзя решить с помощью рейдов и прочих уловок, к которым ты прибегнул. Во время войны я стиснул зубы и ждал. Теперь я обязательно найду трещину в стене, которую ты возвел вокруг меня, и сбегу, а там посмотрим, за кем пойдет народ. Я по праву верну себе то, что всегда принадлежало мне.

Координатор последние слова выговорил словно в какой-то лихорадке, и Теодор поразился, до какой же степени он был прав, сохранив жизнь этому безумцу. Когда-то он испугался бы этой угрозы, но теперь… Пора загнать пса в конуру!

— Я вас правильно понял, что ради сохранения своей власти вы готовы развязать в Синдикате гражданскую войну? Вы, вероятно, уже какие-то планы на этот счет подготовили. Это во время борьбы не на жизнь, а на смерть с Домами Дэвиона и Штайнера. Я вас правильно понял?

Такаши побледнел, но ничего не ответил. Запал уже прошел, теперь до него начало доходить, что слово не воробей.

Теодор тем же спокойным голосом добавил:

— Выбросьте эти глупости из головы. Вы будете делать то, что требует от вас государственная необходимость. Вы будете представлять государство, сохранять видимость спокойствия в высших сферах Синдиката. Все, что касается наших расхождений, я буду решать сам. Единолично! Вплоть до технических вопросов, как информировать о вашем заговоре Дэвиона или наоборот — как внушить ему, что мы с вами неразлейвода. Ваше дело — представительство, и только посмейте проявить в этом вопросе своеволие и выкинуть какую-нибудь очередную глупость. Я поступлю с вами как с чиновником, совершившим должностное преступление.

Он указал пальцем на деревянный лакированный ящик и окровавленный сверток возле него.

— Мое дело — позаботиться о здоровье Синдиката. Я буду решать вопрос, что и как. Я не позволю вам разрушить государство, о благе которого вы якобы так пеклись. Я требую от вас ответа — вы согласны потрудиться на благо государства в тех рамках, которые предписывает вам верховная власть, или нет?

Такаши сузил глаза.

— Ты пытаешься меня запугать?

Теодор не ответил, только усмехнулся в ответ. Что можно было здесь ответить?

— И ты не желаешь быть отцеубийцей?

— Ни в коем случае.

— Но это слишком жестоко, Теодор. До конца своих дней в заключении…

— Я спросил — да или нет?

Такаши вновь повернулся к окну, уже оттуда, не оборачиваясь, глухо ответил:

— Я не стану бороться против тебя и не возглавлю любую оппозицию, если…

— Никаких если!

— Хорошо, без если. Будем играть в открытую. Этого ты мне не сможешь запретить. Ты знаешь, я не могу улыбаться, когда на душе кислятина. Ты, парень, не сомневайся, я знаю свой долг перед Синдикатом. Но ты прав в одном. Мы должны показать нашим людям и врагам — в особенности врагам, — что стоим плечом к плечу.

Такаши сделал жест, подтверждающий данное им слово. Оно твердо, Теодор был уверен в этом. Ведь и ему надо было не просто заставить, но и убедить отца разыграть партию с тем, чтобы идти на переговоры с Дэвионами и Штайнерами, имея на руках все козыри. Главное — добиться возмещения убытков, без чего государство не может быстро поправить хозяйство.

Он подошел к отцу и обнял его — Такаши действительно был слаб, тош и немощен. Когда-то он казался ему богатырем. Слезы навернулись на глаза у принца.

— Синдикат — неизмеримо более ценная штука, чем жизнь каждого из нас, — сказал он.

— Согласен, сынок. Давай на этом и остановимся. Я рад, что ты сумел хотя бы в какой-то степени понять меня. Это твой первый шаг…

Это далеко не первый шаг, подумал Теодор. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо во Вселенной, К сожалению, я не могу испытывать по отношению к тебе теплых чувств. В этом много печали, но ничего не поделаешь, Что бы я ни сделал, все казалось тебе глупостью. Я бы хотел все исправить, но это вряд ли.