Руслан Мельников - Из глубин

Еще секундная пауза. Еще одна секунда жизни.

— Ключ!

Прозвучала та самая последняя команда. Короткая и убийственная как выстрел. Но…

Щелк.

Но в замке провернулся только один ключ из двух и в тишине прозвучал только один щелчок.

Этого было недостаточно. Взрыва не последовало. Недовольно пискнула обманутая система.

Тот, кто отдавал приказы, открыл зажмуренные глаза.

— Полковник? — а в голосе — растерянность и удивление.

Полковник спокойно смотрел на старшего. Свой пистолет он успел достать раньше, и ствол уже был направлен в седой висок под фуражкой.

Страховка от дурака не спасает от других проблем. Человеческий фактор никогда нельзя исключить полностью.

— Это предательство?! — удивление старшего быстро перерастало в возмущение.

Полковник покачал головой:

— Это жизнь. Люди просто хотят жить.

— Люди или ты, полковник?

— Даже ты этого хочешь, верно?

— Да не важно, кто чего хочет! — Лицо того, кто отдавал приказы, наливалось краской. — Наши разработки не должны попасть в чужие руки!

— А ты уверен, что в той мясорубке, — полковник указал глазами на низкий потолок, — еще остались чужие руки?

— Я уже ни в чем не уверен, — теперь голос старшего звучал устало и обреченно. — Я знаю только одно: командования больше нет, Центр молчит, а у нас приказ о самоликвидации объекта в случае потери связи в течение двадцати четырех часов. Я и так просрочил целый час.

— Так почему бы не подождать еще несколько лет?

Тот, кто отдавал приказы, потянулся к кобуре.

— Не надо, — полковник говорил ровно и уверенно. — Не успеешь.

— Наши разработки не должны…

— Да что ты заладил: разработки, разработки, — скривился полковник. — А наши жизни?

— Ты не понимаешь! Идет война. Последняя. А может, и не идет уже. Там, наверху, ничего не осталось. Все кончено. Машина развалилась, винтики посыпались. Наши жизни никому не нужны и ничего не стоят. Мы все равно здесь долго не протянем.

Полковник покачал головой:

— Не согласен. У нас большие площади, отличная система жизнеобеспечения и стратегический склад продовольствия с расчетом на эвакуацию окружного штаба.

— Штаб уничтожен. Эвакуации не будет.

— Тем лучше. Если придерживаться режима жесткой экономии, продуктов хватит лет на двадцать.

— Ты уже все посчитал?

— Не я. У нас работают хорошие спецы.

— Кто с тобой, полковник?

— Все. Кроме тебя и твоих людей.

— Мои люди тебя отсюда не выпустят. И если ты выстрелишь…

— Думаю, твои люди уже мертвы.

С громким металлическим лязгом открылась дверь. Заглянувший снаружи автоматчик — молодой, здоровый детина с широченными плечами, бритой головой и сумрачным лицом — басовито доложил:

— Зачистка закончена, товарищ полковник.

— Хорошо, Киря, закрой дверь.

Дверь снова лязгнула.

Полковник улыбался старшему. Приятно было улыбаться тому, кто уже не мог отдавать приказы.

— Как вы сказали? Машина развалилась и винтики рассыпались? Что ж, когда винтики военной машины рассыпаются, они становятся тем, кем были изначально. Людьми. А люди, чтобы выжить, устранят любую преграду. Вы для нас сейчас — преграда номер один. Поэтому…

Тот, кто еще недавно отдавал приказы, судорожно расстегивал кобуру.

— …вас придется устранить.

Полковник нажал на спусковой крючок. В замкнутом пространстве громыхнул выстрел.

С седой головы слетела фуражка. Багровое лицо того, кто отдавал приказы, стало еще краснее от выплеснувшейся крови. Пульт и провернутый в замке ключ забрызгало мозговой кашей. Грузное тело повалилось на пол.

— Честь имею! — Полковник продолжал улыбаться. Теперь в этом маленьком мирке приказы отдавать будет он. Только он будет отдавать правильные приказы…

Дверь… Массивная, бронированная. Тронутая ржавчиной, но столь же неприступная, как и в тот день, когда ее здесь установили, приварив к прочным петлям на стальной коробке косяка. Это было еще до Последней Войны. В другой жизни, в другой эпохе, в другом мире, о котором Стас имел смутное представление и не имел никаких воспоминаний. Он родился уже в послевоенное время.

Стасу пришла в голову неожиданная мысль. Если бы кому-нибудь потребовался простой и красноречивый образ, символизирующий непреодолимую границу «до» и «после» то, наверное, этот прямоугольник ржавого клепаного металла в бетонной стене подошел бы идеально.

В двери поблескивал выпуклый глазок, похожий на большую ртутную каплю: такой же бесстрастный и непроглядно блестящий. Глаз тьмы, в общем. Слепой глаз, в который давно уже никто не смотрит и который сам никого не видит. Дверная видеокамера накрылась лет десять назад.