Андрей Лавин - Война Ассасина

Хилы или оружейники? Я еще сам не знал. Наверное, первые все же хилы. Когда будет с ними контракт, пойду к оружейникам, закуплю порох. Потом снова встречусь с Барсами, переночуем здесь, и утром — домой, в Технозамок. Или в другое место, в зависимости от того, что скажет Умник, если с ним свяжутся и приведут сюда за это время. Может, появятся безотлагательные дела в реале.

— Едем в Гильдию лекарей, — распорядился я. — А они далеко?

Онотоле за штурвалом помотал головой и ответил:

— Не-а. Минут десять, если медленно плыть.

Вынув КПК, я написал в чат Эскулапу:

«Добрый день. Это человек, с которым вы договаривались насчет смолы. Удобно ли встретиться в ближайшее время? Скажем, через десять минут?»

Ответ пришел сразу же.

«Я свободен в течение часа. Жду вас».

Отлично. Только бы хилы не начали выкаблучиваться и снова торговаться. Насвистывая себе под нос мотив, похожий на «Полет валькирии», Онотоле развернул Буксирчик и направил в заполненный желтоватой водой проулок между высотками, соединенными подвесными мостами из веревок.

Подул ветер, и мосты закачались над головой, как причудливые лианы. На одном из них рыжая бабища, похожая на портативный БТР, курила трубку. Завидев Буксирчик, оскалила кривые, желтые от никотина зубы. Закинула за спину две косы и сплюнула, норовя попасть в кого-то из нас, но ветер снес слюну и шмякнул в лицо капитана небольшого баркаса.

Капитан был живым игроком, потому выхватил пистолет и разрядил в наглую бабу на качающемся мосту, сопровождая грохот выстрелов нецензурной бранью. Баба, Ирга, присела и на четырех костях бросилась по качающемуся мосту, голося сочным басом:

— Усак! Усак!

Онотоле тоже взял обрез и шмальнул бабе вослед, но промахнулся. Зато капитан баркаса попал. Но не в бабищу, а в прямом смысле слова: стекло небоскреба, что справа, пошло трещинами и начало осыпаться. Внутри здания возмущенно заголосили, и мы, как и капитан баркаса, сочли правильным удалиться.

Улепетывая, мы чуть не снесли две плоскодонки, движущиеся навстречу, и получили вдогонку порцию картечи.

Свернули направо, в такой же переулок. Баркас понесся прямо.

— Шад, дай жару! — скомандовал Онотоле.

Я подкинул топлива в топку, и Буксирчик заработал колесами резвее.

Не прошло и пяти минут, как наш капитан причалил к странному конгломерату, состоящему из деревянной плавучей платформы, на которой чернел осмоленный двухэтажный сруб с красным крестом, между двумя бело-ржавыми катерами с мигалками. Платформу занимали раненые и увечные неписи: стоячие, сидячие и лежащие прямо на досках. В их стонах и жалобах, сливающихся в сплошной крик скорби, тонули другие звуки.

Мы с Гудвином спешились. Когда на платформу ступил мехапес — несколько тонн металла, — она покачнулась, но выдержала. Раненых было так много, что некоторых приходилось переступать. Между ранеными сновали медсестры в белых чепцах и светло-зеленых костюмах.

За срубом угадывалось квадратное белое здание — резиденция гильдии. Видимо, деревянная часть была чем-то типа плавучего госпиталя, могла отчаливать и отправляться в места, где произошла очередная кровавая разборка.

Мимо пробегала молоденькая медсестричка, я взял ее под локоть и попросил:

— Красавица, у меня важная встреча с Эскулапом, тебя не затруднит к нему провести?

Девушка зарделась, осторожно освободила руку, стрельнула карими глазами, испуганно приоткрыла рот при виде Гудвина и качнула головой:

— Следуйте за мной. Ваш питомец не опасен? Я раньше таких не видела.

Ощутив возмущение Гудвина, я успокоил его и объяснил девушке:

— Он — самостоятельная личность и так же опасен, как любой человек.

В деревянном срубе — госпитале — было бело, стерильно и пахло лекарствами. Он соединялся с резиденцией посредством узкого коридора, такого же, по которому осуществляется посадка на самолет, заканчивался он дверью-люком. Медсестра поднесла руку к сенсорной панели, и мы попали в солнечно-оранжевый холл под прозрачным куполом. В кадках зеленели пальмы и тропические растения с мясистыми изумрудными листьями. По фикусу, разинув клюв, лазал хохлатый красный попугай.

Завидев нас, он повернул голову… Две головы. Правая башка сказала:

— В шею гони! Всех в шею гони!

Левая с правой была не солидарна:

— Добрррый день! Чем могу помочь? Помочь?

Медсестричка хихикнула, прикрыв рот ладонью:

— Это Горыныч. Тот еще проказник.

Обогнув кадки с растениями, мы вышли к стеклянной приемной, где восседала секретарь — анимешной наружности девушка в строгом темно-синем костюме с воротником-стойкой.