Андрей Васильченко: Война кланов. «Черный фронт» против НСДАП

XX век, не так давно ставший для нас уже историей, был богат новыми политическими явлениями. На фоне привычных для человека XIX века либерализма, социал-демократии, консерватизма появлялись новые неведомые понятия: большевизм, фашизм, национал-социализм. За ними стояли не просто политические идеи, а это уже была ярко выраженная политическая практика, которая сделала эти новые явления легко узнаваемыми. Со временем данные понятия превратились в жупел, утратив свое изначальное значение. В 50-е годы в США большевиком могли назвать любого борца за гражданские права. А вспомните начало 90-х в нашей стране! В фашисты зачисляли кого угодно. Объединенная оппозиция обвиняла в фашизме зачинателей либеральных реформ. Сами либералы принимали за фашистов и коммунистов, и патриотов-почвенников — в общем, всех тех, кто не был согласен с проводимым курсом. В заочной полемике сионисты и национал-патриоты вешали друг на друга подобные ярлыки.

Вместе с тем история 20–40-х годов знала многие другие понятия, которые постепенно сошли с политической сцены. Одно их название могло бы показаться современному человеку плодом некой постмодернистской игры, соединением несовместимых понятий: революционный национал-социализм, национал-социалистический антифашизм. Но для Германии накануне прихода Гитлера к власти эти явления были сами собой разумеющимися.

В те дни Германия раздиралась множеством немыслимых противоречий. Это только сейчас кажется, что вся ее история сначала предвосхищала приход нацистов к власти, а затем стыдливо избавлялась от следов Третьего рейха. На самом деле все было гораздо сложнее. Что говорить, если даже сам термин «Третий рейх» поначалу не имел никакого отношения к нацистам. Выдумавший его Артур Мёллер ван ден Брук наотрез отказался сотрудничать с Гитлером. В наши дни многие думают, что Веймарскую республику, самую демократичную в то время, можно было сохранить. Факт очень спорный. Ее ненавидели все: студенты и профессора, рабочие и чиновники, военные и домохозяйки. Казалось, что она вообще появилась на свет, чтобы быть умерщвленной какой-нибудь из многочисленных радикальных сил. Демократия, принесенная на штыках стран-победительниц, была ненавидима всеми социальными слоями. В те дни немцы явно не были расположены к демократическому пути решения сложившихся проблем. Заговоры, восстания, путчи, уличные беспорядки, политические убийства потрясали из года в год эту европейскую страну. Даже сторонники веймарского устройства предпочитали наводить порядок при помощи полуофициальных военизированных формирований. Вспомним хотя бы то же «Имперское знамя».

В этом политическом горниле появлялись на первый взгляд самые невероятные сочетания. Одним из них и стал революционный национал-социализм, представленный Отто Штрассером. Этот человек как бы стал символом тяжелой немецкой судьбы. В Третьем рейхе его сторонников преследовали как ярых антифашистов, а самого Отто Штрассера Гитлер считал личным врагом. Во Франции власти посадили его в концентрационный лагерь, так как видели в нем самого радикального нациста. В Австрии поставили в укор заигрывание с большевиками, а в Канаде отказали в поддержке из-за недостаточных контактов с Москвой и коммунистами. Гитлер лишил его гражданства, которое не спешило возвращать послевоенное демократическое правительство ФРГ. Его жизнь и деятельность — сплошной парадокс. Хотя он так не считал. Он не вписывался в двухполярную модель, где существовали только друзья и враги, белое и черное, потому что воплощал в себе многоцветье немецкой политики. Далеко не случайно Отто Штрассер одним из первых сформулировал мысль о крушении традиционной политической картины мира. Для него больше не было ни правых, ни левых. Его нынешние последователи говорят о «третьем пути», хотя было бы правильнее говорить о четвертом. У нас только сейчас возникла полемика о необходимости оценки политической жизни в системе координат с двумя векторами. Штрассер пришел к этой мысли еще в 30-е годы. Именно тогда он провозгласил существование четырех фронтов: консервативной реакции, либеральной реакции, либеральной революции и консервативной революции.

Так кем же был Отто Штрассер? Пророком или неудачником? Догматиком или провидцем? Политическим проходимцем или человеком, пытавшимся спасти свою страну?