Эдмонд Гамильтон - Тот, у кого были крылья

— Я не могу, — с болью в сердце ответила она. — Я люблю тебя, Дэвид, правда, люблю, но хочу, чтобы мой муж был похож на мужей других женщин.

— И я больше никогда не смогу летать, — тихо произнес он.

При лунном свете его лицо стало белее мела.

— Я буду прикован к земле, как и все остальные! Нет! — закричал он и вскочил на ноги. Его чувства менялись с молниеносной быстротой.

— Я не хочу! Я не стану похожим на… на…

Он не смог закончить фразу. Рут закрыла лицо руками и заплакала. Весь его гнев прошел. Он наклонился к ней, отнял ее руки от лица и, сильно переживая, заглянул в ее нежное, мокрое от слез лицо.

— Не плачь, Рут! — умолял он. — Ты только не подумай, что я не люблю тебя. Это не так. Я люблю! Люблю тебя сильнее всего на свете! Но я никогда не думал расставаться с крыльями. Это предложение очень взволновало меня. Иди в дом, а я должен немного подумать.

Она поцеловала его дрожащими губами и пошла по аллее, исчезнув в лунном свете, а Дэвид Рэнд остался, пребывая в замешательстве и расхаживая взад-вперед под холодным и насмешливым взглядом серебристой луны.

Отказаться от крыльев? И больше никогда не парить по небу, не нырять в облака, не бросаться вниз, рискуя разбиться, но каждый раз в последнюю секунду уходя от столкновения с землей? И больше никогда, мчась изо всех сил, не испытать опьяняющего сумасшедшего чувства неукротимой свободы? Или отказаться от Рут? Отвергнуть это слепое, непреодолимое стремление каждого его атома к любимой девушке, чтобы всю оставшуюся жизнь ощущать горечь одиночества и тоски по ней? Как же он это выдержит? Он не сможет. И НЕ БУДЕТ.

Дэвид стремительно направился к дому и встретил ждущую его на залитой луной террасе девушку.

— Дэвид?

— Да, Рут. Я согласен. Ради тебя я готов на все.

Счастливая, она бросилась ему на грудь.

— О Дэвид! Я знала, что ты действительно меня любишь! Я знала это.

Через два дня Дэвид Рэнд очнулся от анестезии в палате госпиталя. Он чувствовал себя плохо, ощущая дикую боль в спине. И немного странно. Над его кроватью наклонились доктор Байт и Рут.

— Ну, молодой человек, все прошло как нельзя лучше, — сказал доктор. — Через несколько дней мы вас выпишем.

Глаза Рут сверкали от счастья:

— В день выписки, Дэвид, мы и поженимся.

Когда они ушли, Дэвид тихонько ощупал свою спину. От его крыльев остались только перевязанные выступающие культяшки. Он мог двигать их мускулами, но до него не доносился характерный шум шелестящих крыльев. Дэвид чувствовал себя странно и ошеломленно, как будто потерял часть себя. Но он старался думать только о Рут. Рут его ждет!

А она действительно ждала его, и когда он покинул госпиталь, они поженились. Окунувшись в ее сладкую любовь, Дэвид окончательно забыл и свои странные ощущения, и даже то, что у него вообще когда-то были крылья и он как птица странствовал по небу.

Вильсон Холл подарил своей дочери и зятю белый коттедж на покрытой лесами возвышенности рядом с городом, ввел Дэвида в свой бизнес и очень терпеливо относился к тому, что у зятя не было такого уж явного интереса к коммерческим делам. И каждый день Дэвид отправлялся в город на своей машине, работал в офисе, а потом спешил домой с единственной желанной мыслью: поскорее приехать и отдохнуть у камина с лежащей на его плече Рут.

И он знал, что скажет жена.

— Дэвид, а ты не жалеешь о своем решении? — первой спросит Рут, опасаясь его ответа.

А он засмеется и ответит:

— Ну конечно, нет, Рут! Быть с тобой — это единственная радость в моей жизни.

И самому себе Дэвид говорил, что он не грустит о потере крыльев. То, что он с шумом летал по небу, теперь казалось ему странным сном. И Дэвид сам себя убеждал в том, что только сейчас он проснулся и познал истинное счастье.

Вильсон Холл как-то сказал дочери:

— Дэвид очень хорошо входит в курс дела. Я боялся, что он навсегда останется диким, но он отлично справляется с работой.

Рут была счастлива и с удовольствием согласилась с отцом:

— Да, я знала, что у него все получится. И сейчас он всем очень нравится.

Она была права, так как те, кто раньше косо посматривал на молодых, теперь признали, что их женитьба все же не была ошибкой.

— Он и правда очень милый. И если бы не небольшие бугорки на его плечах, никогда и не подумаешь, что когда-то он так сильно отличался от всех остальных, — говорили люди на улице.

Так проходили месяц за месяцем.

В небольшом коттедже на возвышенности царило настоящее счастье до тех пор, пока не пришла осень. Каждое утро мороз серебрил лужайки, а листья клена стали похожи на картины абстракциониста.