Андрей Гребенщиков - Сумрак в конце туннеля

— Послушай, Антон. Ты знаешь, вы с Костиком мне как сыновья. Я вас воспитывал, оружие учил держать…

— Да кто б спорил, Лёня, — Рэд тепло улыбнулся.

— Не перебивай, когда старший говорит! — рявкнул старик, грозно сверкнув глазами. Но тут же смягчился, заметив шутливый жест сдачи в плен. — Взяли моду… Ладно, не о том речь. Не нравится мне этот Гамлет. Чуйка военная во мне говорит. Мутный он какой-то…

— Наставник, — Антон положил руку на плечо мужчине и легонько сжал, — не надо меня отговаривать. Сам посуди, втроем шанс дойти больше. Есть кого зверью на съедение кинуть, если что, — услышав глухое бурчание старика о шутниках и о том, чтоб он с ними сделал, парень улыбнулся еще шире и продолжил: — Да и есть у меня подозрение, что лучше он, чем казаться пытается.

— Ну, раз ты так уверен…

Они немного постояли вот так, в тишине, думая каждый о своем. Обменявшись напоследок взглядами, в коих читались беспокойство, забота — все те чувства, что испытывают друг другу близкие люди, — вернулись к терпеливо ожидающим их парням.

— Ну что, готовы? Тогда, с богом!

— К черту, батя, к черту.

Три фигуры, три совершенно разных человека скрылись в вечной темноте.

Между валунами горел небольшой бездымный костерок. Одинокий воин — он отважно сражался с напирающей тьмой. Но выиграть этот неравный, нечестный бой и подарить людям, сидящим вокруг, хоть небольшую толику тепла, ему не суждено. Да и не желали люди согреться. Им бы всего лишь искорку света, чтобы не сойти с ума в этом мире без пространства, без времени.

— Эй, Рэд! Сколько нам еще топать? — простонал Гамлет. — Ноги отваливаются.

— Если Хромой не ошибся, завтра пополудни будем у Границы. А там и Петрозаводск рядом, — ответил Антон, подготавливая место для сна. — Коть, ты первый дежуришь. Через два часа разбудишь меня.

— Антох, спишь?

— Нет. Не могу уснуть, — ответил Рэд, не поворачиваясь.

— А этот вон, смотри, только лег, как сразу отрубился. А еще говорят, что здоровый сон — признак чистой совести. Забавно.

— Если ты и дальше будешь трещать, я точно подремать не смогу, — с раздражением процедил Антон.

— Злой ты, Рэд… — проворчал Котя.

Впрочем, долго сохранять тишину он не смог.

— Тох…

— Да что тебе еще?! — Рэд повернулся и злобно посмотрел на него.

— Ничего… Просто, мы ведь… Глупо конечно, но… Мы ведь завтра можем умереть?

— Если ты не дашь мне поспать, с тобой это произойдет уже сегодня.

— Прости… Просто тогда можно считать, что я выполнил обещание.

Антон приподнялся на локтях и посмотрел на Костю.

— Какое?

— Тох, знаешь… кхм… Наташка очень тебя любила и…

Он не успел закончить — резкий удар под дых заставил его закашляться.

— Не смей, *censored*! — прорычал Рэд.

— Ну что же ты, Антоха… — прохрипел Котя, сплёвывая на землю. Затем он резко распрямился и зашипел: — Ну, бей же! Бей! Договорить только дай, придурок бешеный, не могу я больше молчать!

С долгим, шипящим выдохом Рэд все-таки опустил кулаки. Успокаиваясь, встряхнулся, подобно собаке после купания, и уставился на костер.

— Говори.

— Я тебя понимаю, Тох, — несмело начал Котя. — Ну, насколько вообще возможно понять. С твоей стороны я выгляжу последней тварью и предателем, ведь кому как не мне знать, кем она была для тебя.

— Это я и без тебя знаю, — отрезал Рэд.

— Не перебивай! — вскинулся было Котя, но осел под тяжелым взглядом Антона. — Не перебивай, пожалуйста, иначе я просто не смогу закончить…

Он немного помолчал, ворочая веточкой костер. Угли отзывались на подобную ласку успокаивающим потрескиванием. В воздух начали подниматься лохмотья тлеющего пепла, в некоем подобии танца разнося крохотные искорки света по округе.

— Она безумно тебя любила. Настолько сильно, что не нашла в себе сил признаться тебе в том, что попала под «Молчун». И тогда она пришла ко мне. Ната знала, ты мне как брат, и я готов на все ради тебя. Как оказалось, ради тебя я готов даже на предательство, — Котя судорожно сглотнул, ожидая новую порцию гнева.

Ее не последовало.

— Она уговорила меня… да что уж тут! Мы вместе это придумали. Будто она ушла ко мне, в мое поселение. Зная тебя, мы решили — ты не последуешь за ней, если поймешь, что все это ее твердое решение… Ты всегда уважал ее право делать выбор. Ту записку… Как она плакала, Антош, когда ее писала. Пожалуй, это был последний раз, когда она испытывала такие сильные эмоции… Мы ушли. И вскоре она исчезла, как и все инфицированные. Я никогда не забуду тот пустой взгляд серых глаз, тусклую тень улыбки и слово, с которым она ушла…