Михаил Ахманов - Я – инопланетянин

Увы, иллюзия! Напрасная надежда! Не глядя в закатившиеся зрачки, не видя посеревших губ Сиада, я чувствовал, как иссякает его жизнь. В левом предплечье торчала едва заметная игла, крохотная копия наших смертоносных дротиков, и яд уже путешествовал по телу моего спасителя. Возможно, его плоть могла бы справиться с отравой, однако мозг!.. Мозг был человеческим и, значит, уязвимым. Его благословение и ахиллесова пята…

Я склонился над ним, пытаясь уловить невнятный шепот:

— Я… человек?..

— Ты стал человеком.

— Это… хорошо… правильно… Мне… хотелось бы…

— Да, Сиад? Чего ты хочешь?

— Мне хотелось бы увидеть… увидеть мать…

Яд добрался до мозга; его глаза потускнели, дыхание пресеклось. Но ушел он без злобы и ненависти, а значит, как было обещано Аме Палом, вновь возродится в человеческом обличье и увидит не саркофаг инкубатора, а женское лицо… Мать, свою мать… Истина была другой, не оставлявшей места подобным надеждам, но сейчас я верил, что Аме Палу она известна лучше, чем мне.

Я стоял и смотрел в неподвижное лицо Сиада.

Странный мир эта Земля! Мир, где люди больше похожи на роботов, а роботы — на людей…

Конечно, эта мысль была неверной, продиктованной горем, — ведь тут, на Земле, жил Аме Пал, другие мудрецы и праведники, подвижники и герои, жили Фэй и Ольга, мои женщины, краше которых я не встречал на Уренире и в иных мирах, жило множество людей достойных, склонных к добру, готовых к самопожертвованию. Но сила их была еще невелика. Что они могли? Предотвратить одну из сотни катастроф, спасти десяток из миллиона гибнущих… Скромная статистика! И нет в ней места ни Хиросиме, ни Чернобылю, ни Анклаву.

Анклав!..

Думы мои обратились к Бактрийской пустыне и к тайне, которую я постиг. Но что же мне делать с этим горьким знанием? Как рассказать о случившемся? Размножить бездну сообщений и сбросить в Сеть? Послать их на все серверы, проникнуть в секретные базы, отметиться в каждом значительном файле? Составить тьму докладов для ООН и всех правительств шестиглавой гидры? Кричать во весь голос, вопить на перекрестках, стенать на площадях? Что делать, дабы такое не повторилось? Ведь силы мои невелики; я одинокий странник из иного мира, всего лишь Наблюдатель, не Хранитель…

Я поднял к небу лицо, будто испрашивая ответа, и ответ пришел. Что-то огромное, непостижимое, но близкое прикоснулось ко мне — не тем прикосновением, какое привычно человеку, а проникающей в душу и разум струйкой мысли. Ментальный голос был неощутим, неслышен; он не ревел, не грохотал набатом, не разносился в воздухе над этой бесплодной равниной, где, кроме камней, лежали только мертвецы, он звучал лишь для меня.

«Я здесь, брат, я рядом. Ты не одинок!»

«Брат? — воззвал я мысленно. — Но у меня нет брата!»

«Есть. Я Риндо, сын Рины и Дотира. И я с тобой».

Круглая долина среди невысоких, поросших лесом холмов; посередине — озеро с хрустальной водой, а над ним, бросая тень на прогулочные лодки, причалы и огромные старинные корабли, тянутся по ветру облака. Корабли неподвижны, давно не ходят по морям и служат для развлечения — то, что на Земле назвали бы плавучим рестораном, клубом или танцплощадкой. Деревья на холмах напоминают алтайские кедры с огромными мощными узловатыми стволами; иглы у них длинные, мягкие, собранные в пучки, которые свешиваются с ветвей, словно шерсть диковинных животных. Вокруг озера — несколько зданий причудливых форм и расцветок, сиреневые, лиловые, светло-серые с розовым орнаментом, коричневатые, оттенка кофе с молоком. Одни из них в земных понятиях гостиницы, другие, так же как старые корабли, служат для сборищ и развлечений, третьи — дома персонала и тех, кто поселился тут надолго. Может, на год, может, на целый век.

Зданий пара сотен — скорее поселок, чем городок, но это место не считается ни городом, ни поселком. Здесь находится Первый Адаптационный Центр, и расположен он среди равнин материка Иггнофи, на западе которого мой дом. Место известное на всем Уренире, один из наших эоитов; центр зеркала — за холмами, где высится святилище неимоверной древности. Но его колонны, и стены, и купол, изукрашенный мозаикой, и врата с фигурами древних богов, и пять серебристых, пронзающих воздух шпилей по-прежнему нетленны — стоят, как символ вечности, запечатанные в силовых полях.

Мы — я и Наставник Зилур, специалист по адаптации, — сидим на склоне холма под развесистым кедром; его нижняя ветвь тянется у самой земли, и кто-то превратил ее в скамейку, украшенную резьбой, с удобными сиденьями и подлокотниками. Отсюда можно рассмотреть весь Центр, дома, хрустальное озеро и корабли; на мачтах их полощутся флаги, паруса подвязаны, бушприты косо нависают над водой, переплетение канатов — словно ажурное кружево, сотканное из солнечного света. Я вспоминаю их названия и имена мореходов, что плавали на них, пересекали океаны, терпели настоящие крушения, но не покинули своих кораблей. Упрямые люди и отважные — из тех, которым честь дороже жизни… Занять бы у них немного смелости!