Джеймс Гарднер: Отряд обреченных

Адмиралтейство никогда не применяло к разведчикам термин «погибшие». Нас относили к числу потерь — словно старые туфли, которые можно неожиданно найти во время весенней уборки дома. Между собой разведчики использовали другое выражение, говоря о своих друзьях: «Ушедшие в „Ох, дерьмо“.

На борту нашего корабля я держалась от других обособленно и надеялась, что они рады этому. Я-то точно была рада.

Иногда я обедала в общем кафетерии, чтобы продемонстрировать, что ничего не боюсь. Стоило мне с подносом войти в зал, как разговоры стихали и все провожали меня взглядами, когда я направлялась к какому-нибудь столику. Случалось, что я так и оставалась в одиночестве. Бывали дни, когда меня приглашали за тот столик или за этот. Время от времени я сознательно подсаживались к тем, кому хотела испортить аппетит; однако спустя несколько месяцев службы мне надоела эта «забава».

Чтобы разобраться в сути тех, кто был вроде бы ко мне расположен, времени понадобилось больше. В отношении некоторых, впрочем, все было ясно с самого начала; я имею в виду тех, кто так и светится религиозным сочувствием. По какой-то причине улыбчивых новообращенных тянуло ко мне, как жуков к падали. Может, они считали, что, желая разделить с кем-нибудь свое отчаяние, я приму все, что угодно, и завербовать меня ничего не стоит. Не исключено также, что эти одержимые верующие думали, будто общение с парией просветляет их души… нечто вроде самобичевания. Как бы то ни было, во время обеда мне не раз жужжали в уши, обещая духовное совершенство — если только я буду регулярно посещать собрания Братства.

Некоторые заговаривали со мной с целью переспать. В конце концов, такая женщина, как я, должна быть легкой сексуальной добычей: тут же повалюсь, задрав лапы, словно пес, которого приласкали. И разве в темноте мое лицо будет помехой?

Черт меня дернул пустить к себе в постель кое-кого из этих расчетливых соблазнителей! Мне казалось, будто я использую их. Со временем, однако, все чаще возникал вопрос: а кто, собственно, кого обманывает? В итоге я пришла к выводу, что воздержание проще и лучше.

Некоторые искали моей дружбы в надежде, что это поможет их карьере; в конце концов, я была разведчиком I класса и в звании уступала только капитану. Напрасный труд — мне никогда не доверили бы командовать космическим кораблем, да я и понятия не имела, что заставляет его двигаться вперед. Личное выживание — вот в чем я была экспертом.

Хотя бы раз меня пригласил пообедать человек без скрытых мотивов, тот, которого бы интересовала я лично — не мое тело, не то, что, как он думал, я могу для него сделать, но я сама? Нет. Никогда. Никто не знал и не понимал меня.

Спустя несколько месяцев я оставила попытки вступить хотя бы в подобие контакта с другими членами экипажа и с тех пор обедала — и завтракала, и ужинала — в одиночестве, в своей каюте. Что ни говори, высокое звание имеет свои преимущества.

Я проводила в своей каюте большую часть времени. Необходимость покидать ее возникала редко, да и чувствовала я себя здесь спокойнее всего.

В традиционном понимании моя каюта была лишена всякого убранства. Когда я получила назначение на этот корабль и квартирмейстер предложил мне стандартные портьеры — «чтобы было уютнее», — я отказалась. Так же категорично я приняла предложение о стеклянных статуэтках, которые с помощью магнита можно прикрепить к любой плоской поверхности. Это были либо абстракции, лишенные для меня всякого смысла, либо — что еще хуже — кошечки, мышки и дети с большими глазами.

Итак, в моей каюте были: практичный письменный стол, практичный картографический стол, три относительно практичных кресла и абсолютно непрактичная кровать — двуспальная, с множеством движущихся частей, под игривым названием «Услада». Я выбрала ее в минуту помутнения рассудка, почему-то решив, что, если найду подходящего мужчину, это ложе придаст мне уверенности.

Позволит чувствовать себя более подготовленной.

Ощущать, что я могу вести себя как…

Нет, не могу найти нужных слов. Я испытываю чувство унижения, когда думаю об этом.

В моей каюте не было украшений, зато в запирающемся металлическом ящике я хранила свою коллекцию. У большинства разведчиков есть коллекции. Платят нам хорошо, а пороков, требующих больших денег, у нас сравнительно немного.

Я коллекционировала яйца. Многим это казалось смешным: надо же, Фестина Рамос коллекционирует яйца! Наверняка их воображению представлялась каюта, набитая белыми куриными яйцами — целые полки яиц, корзины яиц, загромождающие все свободное пространство! Никто никогда не видел моей коллекции. Они смеялись за моей спиной над тем, чего не могли даже рассчитывать когда-нибудь увидеть.