– Й-а… й-а… – вдруг судорожно заикал нелепый человечишко.
Бойцы так и грохнули хохотом, и пленный снова втянул голову в плечи. Но не замолчал:
– Й-а… Я н-не… н-не-нем-мец…
«Я немец?» Или «я не немец»? Поди разгадай… Впрочем, на немца (на НОРМАЛЬНОГО немца) похож он действительно не был. Хоть идиотская куртейка и топорщилась узкими матерчатыми погончиками, а нагрудный карман украшало вытканное серебром изображение орла, но и погончики не такие, как у фрицевской солдатни, и орел не германский. Но и знаком отчего-то он, орел этот. Воронов силился вспомнить, где и когда видывал именно такого орла, но в голову назойливо лезло другое: вскоре после начала гитлеровской травли коммунистов лектор из Наркоминдела рассказывал в Доме писателей, что среди фашистских штурмовиков полно гомосексуалистов.
А у пленного вдруг полегчало с речью:
– Я не немец. Я св…св…свой. Мне нуж… – Он судорожно сглотнул. – Мне очень нужен писатель Воронов. Дмитрий Воронов. Андреевич. Очень!
Вновь ударил разрыв – совсем близко, даже привычные уже бойцы поприседали, а нелепый человечишко скукожился в плотный, мелко дрожащий ком. Один писатель Дмитрий Андреевич Воронов будто закаменел, с тупой безотрывностью глядя, как на обтянутую каштановым волосьем макушку стекает с бруствера шуршливый земляной ручеек.
Прежде вокруг было страшно. Теперь сделалось странно. Дико. Как-то совершенно по-умалишенному сделалось. Господи!
– Ну, допустим, я Воронов.
Человечишко осторожно приразвернулся (как еж на ладони), выглянул с недоверием. В бутылочных тусклых глазах сквозь страх медленно проплавилось недоверие:
– Ну да! Да нет… Не похожи… на фотках другой… иначе…
Что ж, фотографии Воронова действительно частенько мелькали в газетах. А «не похож»… И это запросто: перед самой вот этой командировкой знакомый медик уговорил сбрить к чертям усы и бородку («помните, батенька, куда направляетесь, не подготавливайте излишние плацдармы для вшей»).
Чувствуя, что впрямь лишится остатков ума, если хоть что-то из происходящего сию же минуту не начнет разъясняться, Воронов выцарапал из нагрудного кармана и ткнул пленному под нос членский билет Союза. Поимщик и остальные тоже сунулись глазеть, едва не затоптав пленного. Кто-то выдохнул: «Вот это да!» – кто-то забормотал, глядя почти с обожанием: «Так это вы?! А я по вам в школе неуд схлопотал. Обалдеть!..» Потом еще кто-то шикнул, и все уважительно отодвинулись.
Впрочем, нет, не все.
Пленный снова метнулся в ноги, прилип, забормотал совсем уже какую-то чушь. Переход (или перевод?) скоро закроется, он на автомате; лох (ведь это, кажется, куст?!) лучше бы по-нормальному учился в семестре или уж вылетел, чем вот так; а ублюд-препод (кто?!) говорит: всего-то сбегать, снять с трупа – и назад… говорит, все известно точно, по секундам… успеешь, пока он и все они – уже, а те – еще… а потом говорит: пиши… я, такой-то, самовольно, на свой риск, без ведома и участия… а лох написал… а если теперь лоху кранты, ублюд типа чистенький… И весь этот бред вдруг прорезался надрывно-истошным воплем: «Отдайте! Вам она все равно уже не… а мне… Я больше сюда не смогу, я же не знал, как это взаправду стремно! Ну, пожалуйста!!!»
Он принялся карабкаться на Воронова, как на дерево, больно хватаясь, подтягиваясь, – похоже было, что ноги его не держат, или он не надеется на то, что станут держать. И писатель-комбат вдруг каким-то наитием сообразил: этому ненормальному безумно, смертельно нужна сумка. Рукопись – какая еще вороновская «она» может кого-то интересовать? А еще ему нужно вместе с рукописью попасть куда-то, пока не закрылся то ли переход, то ли перевод. Возможно, там, куда нужно попасть, растет лох. И… Да что же это за напасть проклятая, господи!!!
Он попытался высвободиться из судорожной болезненной хватки. Первая попытка не удалась, но вторая не понадобилась: уродца оторвали от комбата бойцы. В четыре руки отрывали-отшвыривали, кто-то комбата за плечи придержал (чтоб, значит, тоже не отшвырнулся). А сам уродец ляпнулся на живот, упрятав лицо в ладони (кажется, в процессе отрывания ему успели заехать по зубам). И тут на заднем кармане дерюжных штанов обнаружилась кожаная нашивка с четкой, хорошо различимой надписью, при виде которой Воронов моментально вспомнил национальную принадлежность не зря казавшегося знакомым орла.
Та-ак…
Значит, USA… Союзнички наконец-то решились на фронт? Кое-что объясняет. У них там, на гнилом Западе, чего только не… Русский знает? Эмигрантский отпрыск или специально готовили его… к чему?! В незаконченном «Сокровище» нет ни военных тайн, ни контрреволюции… Лучше б солдат прислали, чем… И что же за бред он болтал? Или, может, действительно просто бред? Попал под обстрел и спятил от страха – говорят, такое бывает…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу