Уильям Сандерс - Очаги сопротивления

С той поры двери не открывались. Пару раз грузовик ненадолго останавливался (охранники, очевидно, справляли различные нужды); для заключенных остановок не делалось. Их даже не кормили; в желудке у Ховика начало уже глухо урчать. В стенке ярко освещенного фургона имелась сливная труба, куда политические могли опустошать содержимое кишечника, так что открывать двери фургона до прибытия в конечный пункт никто, видимо, не собирался.

Само по себе это было нехорошим признаком, поскольку Ховик во время перевозки уже нацелился было сняться с якоря. В школе морской пехоты им в свое время показывали учебный фильм о способах побега в плену; на Ховика он произвел достойное впечатление, тем более что несколько лет спустя он применил его инструкции на практике, с отличными для себя результатами (вербовщик, размышлял Ховик иногда, все же не фуфло пропихнул: в армии действительно можно было приобрести ценный опыт). В том фильме внимание заострялось как раз на том, что шансов на успешный побег больше именно при пересылке в лагерь, чем уже потом с места заключения.

Правда, те, кто писал к тому фильму сценарий, уж никак не брали в расчет, что дело предстоит иметь с Управлением Внутренней Безопасности. Или, угрюмо прикидывал Ховик, с этими вот придурками, с которыми он сейчас, получается, в одной лодке. Сообщнички, нечего сказать.

Вот он, среди них, стукач — гад — из барака Чарли, сидит, грызет ногти (и как это он умудряется, не снимая наручников?); гадает небось, почему его дружки сменили вдруг милость на гнев.

Поделом, что бы там с ним в 351 — м ни учудили; сам, если надо, помог бы подержать им при этом гаденыша. Ховик в лагере уже несколько раз порывался уделать стукача, но у старика постоянно получалось вовремя отговорить.

Или вот дурачина из Денвера, всю неприметную свою жизнь проживший смирным гражданином, взяли которого по ошибке: небось, донес кто-нибудь, положивший глаз на его должность, квартиру или старуху. Мало кто задумывался, но такое случалось сравнительно часто. Люди либо не отдавали себе отчета в том, что происходит, либо просто отказывались в такое верить. Этот сотню раз, поди, переспросил, в чем дело и куда ведут, прежде чем голос сверху из репродуктора не рявкнул заткнуться к…й матери.

Лагерник непосредственно напротив Ховика казался по крайней мере чуть приличнее, хотя это еще мало о чем говорит. Ховику он попался на глаза впервые в день того злополучного наряда. Судя по еще не выцветшей робе, в Блэктэйл Спрингс парень прибыл недавно; дешевая серая джинсу ха под солнцем Невады выгорает быстро. Высокий, но верзилой его не назовешь. Выражение лица — странновато-отрешенное, будто мыслями он где-то не здесь. Такой же примерно вид бывает у доброй половины политических, у белых с интеллигентской внешностью в особенности. Такое впечатление, что это от шока ареста или допроса; сейчас взяли моду вызнавать сведения, накачивая наркотиками, психотропными или под гипнозом, предпочитая это просто грубой силе, — кроме, разумеется, нормального «окучивания» разок-другой сразу после ареста: для «воспитания» заключенного. И с легкой руки Управления, считавшего такую форму воздействия более гуманной, у изрядного количества народа, прошедшего эту процедуру, неуловимо сдвигалась психика.

В смысле быстрой реакции и сметки надежды на парня были, понятно, невелики. Ховик угрюмо оглядел цельнолитой кузов фургона и подумал, что уж лучше было бы досиживать в Сан-Квентине. Теперь бы уже выпустили, даром что амнистии отменили. А может, надо было пойти навстречу пожеланиям бабушки и вступить в чешскую православную общину. Преступная дорожка, в конце концов, не лучший образ жизни.

В кабине фургона сидели двое, оба с сержантскими нашивками. Рослый здоровяк по фамилии Гриффин формально значился старшим, а его напарник Чо — сменным шофером; на деле же оба тащили службу уже столько, что различие между тем, кто есть кто, давно стерлось. Обоим было сорок с небольшим, и в Управление пришли одновременно по армейской линии: Гриффин из военной полиции, Чо из ВВС. Свободное от службы время нередко коротали вместе, ездили в основном поохотиться или порыбачить. Гриффин, правда, на людях открыто не признавал, что водит дружбу с корейцем; про Чо он говорил лишь, что тот, мол, «нормальный чурбан». Среди рядового и сержантского состава Управления сколько угодно встречалось корейцев и вьетнамцев, а с некоторых пор среди них стали появляться даже младшие офицеры; азиатские меньшинства в США всегда активно поддерживали Администрацию. Гриффин сказал бы, что американцы вроде Чо куда лучше, чем такие вот белые, что болтаются сейчас сзади в фургоне.