Дэвид Эннендэйл - Яррик - Цепи Голгофы / Дурной Глаз

Я не мог услышать отклик — по правде говоря, я был не в состоянии расслышать даже собственные выкрики. Но как я мог ощущать призыв в хрипении моей глотки, точно это был рёв первобытного зверя, так я мог чувствовать воодушевление, вспыхнувшее в легионах Императора в ответ на мой клич. Сцепившиеся в схватке, умирающие и убивающие, все они услышали мои слова, и они откликнулись. Несмотря на то, что дно долины очень быстро превращалось в сплошную беспощадную рукопашную монументального масштаба, где полковая сплочённость летела ко всем чертям в столкновении двух громадных военных сил, мы действовали как один человек, атакуя с обновлённым пылом, с сердцами, наполненными песнью, которая была одновременно и прославляющим гимном, и воплем неугасимой ярости.

"Горделивость" скакнула вперёд, и я вздел свои когти, бросая вызов орочьим машинам, чьи туши разрастались впереди в ночи. Нам навстречу на всех парах спешила топталка вместе с ещё одной боевой крепостью. Высверки их и наших орудий выжгли мрак. В тот же самый миг я ощутил рывок: Ланнер резко скорректировал курс "Горделивости". С точки зрения любых обычных стандартов этот манёвр выглядел неспешным, но по меркам «Гибельного Клинка» он был совершён со сверхъестественным проворством, и его как раз хватило, чтобы сбить оркам линию прицела. Их машины развернулись, гораздо более медленно. Отвлёкшись на заманчивую мишень, которую мы собой представляли, они пренебрегли прочими орудиями, нацеленными в их сторону, и были выведены из строя слаженным артиллерийским обстрелом. Я осознал, что, куда ни посмотри, везде происходило согласованное, организованное движение. Наши полки вели перестроение, взяв "Горделивость" за фокусную точку. Наши потери ужасали. Ландшафт был усеян останками людей и машин, но вместе с тем он кишмя кишел армией, которая переформировывалась, выковывая из себя бронированный кулак.

— Комиссар! — позвал меня чей-то голос.

Я посмотрел вниз. Рядом с "Горделивостью" бежал боец Стального Легиона, так близко к её борту, что сделай он один неверный шаг в сторону, и его затянет под гусеницы. Его это не тревожило, но не потому, что он поддался отчаянию. Его поступь была пружинистой.

— Да, боец, — сказал я.

— Снова как в Улье Гадес, верно?

— Ты там был?

— Ага. Зеленокожие впёрлись к нам, чтобы нарваться на очередной сюрприз, так? Собираетесь оторвать Траке бошку, комиссар?

Я раскрыл свои когти.

— Нет, — сказал я. — Я так думаю, что лучше я её раздавлю.

Боец рассмеялся, отсалютовал и убежал прочь.

"Он что, не понимает? — спросил я себя. — Конечно же, он понимает". Это была наша последняя атака, и мы все это знали. Каждый солдат рвался вперёд ради спасения своей души, ради уз товарищества и ради славы Императора Человечества. В адских стробоскопических вспышках стабберных, лазерных и пушечных выстрелов сияющая элегантность мордианских униформ мешалась с армагеддонскими полушинелями и индустриально-серым полевым обмундированием Мортис. И все мы двигались к проходу.

Мы снова вонзились в море орков. Мы пробивались вперёд, всегда вперёд, хотя наступать было некуда, кроме как глубже в ряды врагов.

— Не останавливайся ни в коем случае, — крикнул я вниз Ланнеру. В ответ он повёл «Гибельный Клинок» ещё быстрее, передавив пару десятков орков за раз. Какой-то миг гусеницы буксовали в месиве трупов, затем "Горделивость" с рёвом устремилась дальше. Я защёлкнул свои когти, словно бы вырывая совокупную вражескую гортань. Я послал мысленный вызов Траке. "Вот они мы, — подумал я, кося зеленокожих выстрелами из своего болт-пистолета и своего глаза. — Осмелишься встретиться с нами лицом к лицу? Осмелишься?"

Орки отступали перед нашей яростью. Но лишь до определённого предела. Они сбились в кучу, затем расхрабрились, когда из прохода выросло нечто колоссальное. Это был гаргант высотой в пятьдесят метров, который подошёл с полей сражений с нашими Титанами.

Хануссен, который сидел за главным орудием, осознал, что подразумевало его присутствие.

— Что случилось с Легио? — спросил он по воксу.

— Это не наша забота, капитан, — отрезал я. — Наша забота — то, что случится вон с той поганью. Уничтожить её!

Хануссен навёл пушку и выстрелил.

Если бы гаргант не прибыл прямиком из другой битвы, наш поступок был бы бессмысленным. Но я мог видеть, что он уже получил серьёзные повреждения. Из его шеи валил дым, и по всей длине его фронтальной брони сбегало вниз что-то вроде линии разлома. Наш снаряд ударил в основание его головы. Хануссен, должно быть, зарядил пушку бронебойным. Взрыва не произошло, и какое-то мгновение казалось, что мы потратили наш выстрел впустую. Гаргант сделал ещё один шаг, затем качнулся вперёд. Его голова соскользнула с плеч и понеслась к земле. Гигант накренился ещё сильнее. Затем тяготение взяло верх, и неспешный поклон внезапно перешёл в падение. Чудовище грохнулось на землю, давя сотни орков и распространяя панику далеко за пределы зоны, затронутой его разрушением. Суеверный ужас разбегался и перед "Оплотом Горделивости". Орки могли видеть, кто ехал на танке, свалившем гарганта с одного выстрела, а в том, что касалось меня, они могли поверить во всё, что угодно.