Леонид Кудрявцев: Мир ведьмаков

Он вернулся к Шестилапу, оставленному у самой дороги и, положив ему руку на шею, вполголоса спросил:

— Отдохнул?

Тот мотнул массивной головой, нетерпеливо переступил всеми шестью лапами.

— Ну, значит, и в самом деле пора ехать.

Ларион вдел ногу в стремя, вскочил в седло. Посидел с минуту неподвижно, внимательно прислушиваясь, оглядываясь.

На противоположной от пруда стороне была дача. От нее явно несло чем-то чужим, враждебным. Оттуда за ними вроде бы кто-то наблюдал. Нет, не бандиты. Кто-то более необычный, но не очень опасный. Это тоже чувствовалось. Дальше, за дачей, начинался старый парк. От ближайших деревьев остались только длинные, почерневшие сверху пеньки. Словно кто гигантских обгорелых спичек в землю натыкал. И там кто-то, похоже, прятался, но бояться его не следовало, совсем не следовало. То ли одичавшая собака, то ли небольшая стайка зверестеней, еще молодых, мелких и глупых, и потому совершенно не опасных. Крупные и старые так близко к тракту не подойдут. Они, стайки зверестеней, вообще предпочитают глухомань. До поры до времени.

— Думаешь, засады нет? — спросил Федоров.

Шестилап покосился на него хитрым кошачьим глазом, встопорщил усы, но и только.

— Что-то ты сегодня, братец, неразговорчив, — пробормотал Ларион. — Грусть-печаль снедает?

— Не угадал, — ответил Шестилап. — Ни разу.

Голос у него был низкий, слегка мяукающий и насмешливый.

— Вот как? — пробормотал Ларион. — А мне кажется, тебя думы одолевают, друг мой ситный.

Дорогу перед собой он рассматривал очень внимательно, даже склонил голову на бок. Не нравилась она ему, совсем не нравилась. Не без причины, надо сказать. Свежий труп кого угодно заставит насторожиться.

— Они самые, — сообщил Шестилап. — Думы.

— О смысле жизни или так, о людском мироустройстве?

Куртка на Федорове была надета изрядно вытертая, но еще крепкая, из натуральной кожи. Криво ухмыльнувшись, он расстегнул на ней пару пуговиц, немного подумал и сделал то же самое с остальными. Вот теперь, в случае нужды, выхватить обрез, который был под ней, не составит труда.

Шестилап громко фыркнул, несколько раз резко взмахнул хвостом, но ответил:

— О смысле жизни конечно. Никакого мироустройства у людей в данный момент нет. Есть хаос и бардак. О чем тут думать? О том, что разум, оказывается, не гарантирует выживания в любых условиях? О чем еще десять лет назад люди и не подозревали.

— Хаос и бардак? — заинтересованно спросил Федоров.

— Порядок, устроенный ведьмами и ими поддерживаемый. Бардак, который нам лишь кажется таким, поскольку мы не в игре и уже, фактически, сторонние наблюдатели.

— То есть все происходившее за последние десять лет имело смысл и было спланировано ведьмами?

— Разве не так?

— И каков он, этот смысл?

— Он выгоден ведьмам конечно. Кому же еще?

— При этом, — уточнил Ларион, — ты сам возник на свет лишь в результате именно этого бардака. И тебя это ничуть не смущает?

— С каких это веников? И вообще, мной движет любовь к чистым теоретическим построениям. Понимаешь, о чем я?

— Еще бы… Поехали, а? Чем быстрее мы до этого Пушкино доберемся, тем будет лучше.

— Ты наездник, тебе и решать.

— Верно, — сказал Федоров. — Мне и в самом деле решать. Поехали, только осторожно, с оглядкой.

— Я осторожен. Это ты… — Шестилап насмешливо фыркнул. — Вон поглядывай лучше по сторонам. Думаю, скоро мы нарвемся на сюрприз.

А вот это уже стоило принять во внимание.

— Думаешь или знаешь?

— Пока еще думаю, но уже несколько уверенно.

— Понятно, — сказал Ларион и слегка ударил пятками по бокам шестиногого товарища. — А теперь шевели лапами. И давай не очень торопиться. Там, где убивают торговцев, нужна двойная осторожность.

Тут с ним спорить было трудно. И Шестилап это понимал. Поэтому, не говоря более ни слова, побежал по дороге. Делал он это ни шатко ни валко и почти бесшумно.

Ларион был уверен, что последнее сейчас совершенно нелишне. Предыдущие три дня прошли совсем без происшествий и он слегка расслабился. А сейчас, похоже, пора вновь привыкать держать ушки на макушке. Того и гляди кто-нибудь из кустов пальнет.

Дорога свернула. Теперь она поднималась в гору, стала уже. На обочинах громоздились кучи мусора, за которыми можно было спрятать не только несколько стрелков, но даже танк. Если умеючи к этому подойти, кончено.

Прикинув это, Федоров тяжело вздохнул, но перед подъемом вытащил из-под куртки обрез, перехватил так, чтобы его было видно. Серьезных людей им отпугнуть не удастся, но разная там мелочь при виде оружия могла и струхнуть.