Дэниел Моран - Изумрудные глаза

– Надеюсь, на этом инцидент исчерпан? – спросил он.

После того как Сюзанна кивнула, он обвел рукой стены.

– Просто удивительный кабинет, вы не находите? – заметил инспектор, разглядывая корешки книг на полке. Он провел пальцем по одному из них – последней монографии де Ностри, посвященной тончайшим нервным структурам.

– Никаких картин, голографии, – продолжал Амньер, искоса наблюдая за Сюзанной.

Монтинье не ответила, приняла вполне мужскую позу – плечи назад, грудь вперед, затем шагнула к рабочему столу. Приложила подушечку указательного пальца к замку. Там что-то щелкнуло, и ящик стола выдвинулся.

– Я редко здесь бываю. Чаще нахожусь в лабораториях, на нижнем этаже. Там у меня рабочее место, стол, раскладушка. Это на тот случай, когда приходится дежурить по ночам.

Она вытащила две папки и вновь задвинула ящик. Автоматический замок вновь щелкнул.

Между тем Амньер поинтересовался:

– Я смотрю, у вас вся подборка трудов де Ностри.

– По большей части они все подарены, – объяснила Сюзанна. – Жан-Луи есть Жан-Луи.

Амньер повернулся, бросил удивленный взгляд в ее сторону.

Усмехнувшись, Сюзанна пояснила:

– Он страдает неизлечимой формой самовлюбленности. Де Ностри полагает, что его труды должны украшать кабинет каждого уважающего себя геноинженера.

Гость охотно подхватил эту тему:

– Согласен, де Ностри – эгоист, однако учтите, удачливый эгоист.

Сюзанна улыбнулась еще приятней, еще завлекательней. Она сразу почувствовала, что гость заглотил крю­чок. Шарм сработал, ей удалось сменить тему и перевести разговор в безопасное, дискуссионное русло. Этакая дружеская болтовня по поводу де Ностри, проблем геноинженерии, от которых можно плавно перейти к причинам неожиданного визита такого высокопоставленного чиновника. Значит, Малко не прав. Амньера не только мальчики интересуют.

– Я бы не согласилась, если кто-то будет утверждать, что наша работа не дала никаких результатов, – осторожно возразила она.

– Но и безусловно успешной ее тоже не назовешь, – возразил Амньер. – Что касается де Ностри – да! У него есть результат. Это его «дети», если это слово уместно в данном случае. Им уже почти два года.

– В данном случае, – отозвалась Сюзанна, – «дети» самое неподходящее слово. Мистер, любой дурак может производить монстров. Смешать различные генные цепочки – не такая уж трудная задача. В ученой среде соединение геномов человека и леопарда считается чем-то вроде игры. Подобный подход вряд ли способен привести к серьезным результатам. Мы здесь занимаемся куда более трудной проблемой, и вы, как мне кажется, прекрасно осведомлены об этом. Существа, которых мы здесь конструируем, по сути, люди. Они человеческие дети!..

– Но они же мрут! Мрут как мухи!..

– Нет! То есть не совсем...

Сюзанна Монтинье взяла себя в руки, подавила гнев. Словно рядом в комнате оказался Малко и что-то успокаивающее прошептал ей на ухо.

Амньер тем временем наслаждался своим остроумием. И Монтинье ему понравилась. Прямота вообще нравилась ему – тех, кто прям, легче ломать. И приятнее.

– Вы приехали сюда, – неожиданно поинтересовалась Сюзанна, – чтобы нас закрыть?

– Я приехал сюда, чтобы решить этот вопрос.

В этот момент в помещениях Центра раздался сигнал тревоги. Амньер и Сюзанна удивленно переглянулись.

В тот самый момент, когда Амньер в сопровождении сотрудника охраны добрался до кабинета Сюзанны Монтинье, я сумел отыскать разрыв в плотном потоке времени и, воспользовавшись потоком гамма-лучей, оказался в каком-то вытянутом в длину, ограниченном со всех сторон пространстве.

Кажется, в ту эпоху оно называлось коридором.

Ладно, коридор так коридор.

В момент моего появления коридор словно ветром продуло. Одновременно раздалось что-то похожее на громкий хлопок или слабый выстрел. Этот звук был вызван потоком воздуха, промчавшимся со скоростью, во много раз превышающей скорость звука. Если бы кто-нибудь в эту минуту находился поблизости, то почувствовал бы прилив тепла. Обладай наблюдатель орлиными глазами, он еще заметил бы смутную, дробящуюся тень, мгновенно очертившуюся в этом замкнутом пространстве. Но это вряд ли. Таких людей не бывает. Кроме меня. Но меня трудно назвать человеком. Ладно, предположим, что заметил. В таком случае он разглядел бы человеческую фигуру, облаченную во все белое – от обуви на ногах до капюшона, прикрывающего голову. Причем все очертания отличались бы расплывчатостью, так всегда бывает, когда время ускоряется. Люди этого века просто не успели бы сфокусировать взгляд на внезапно возникшем белом призраке.