Александр Шакилов - Полигон

«Любимая, не стоит сожалеть о былом, зачем расстраиваться? – скажу я заинтригованной супруге, и она, конечно, со мной согласится. И тогда я продолжу: – Мы ведь знаем, что каждое мое увольнение – это всего лишь третье за месяц – ведет нас к новым горизонтам, к лучшей жизни!»

А на случай, если предыдущие тезисы не сыграют, я заготовил совсем уж убийственный аргумент: «К тому же, любимая, ты собиралась сесть на диету. Вот и повод осуществить задуманное, ведь денег на еду у нас…»

– Что-то я проголодалась, – заявила Милена, на ходу оторвав мою ладонь от своей талии. – Край, накорми женщину.

– Да-да, конечно, – без энтузиазма я принялся высматривать фастфуд подешевле на тележках, стоящих вдоль пыльного тротуара.

Финансовое наполнение моих карманов стремительно приближалось к нулю гривен плюс столько же копеек. Евро, тугрики и прочие баксы в моих карманах и не заводились даже.

– Хот-дог с соевой сосиской, любимая? Или тебе вегетарианскую шаурму?

По тому, как она скривилась, стало ясно, что малой кровью мои потери не ограничатся, а ведь сегодняшний вечер только начинался…

Милена потащила меня к французской булочной, где выбрала пару самых крохотных булочек подороже – с телятиной и сыром, ананасами и еще какой-то марципановой хренью. А ведь мы почти что добрались до детского сада, куда каждое утро отводим Патрика! Еще бы чуть – и материнский инстинкт Милены победил бы в сражении с ее голодом!

Над улицей плыли ароматы десятков мангалов с мясом над углями, пахло специями и сдобой, жареными колбасками и чем-то карамельным. Вдалеке стреляли: небо прочерчивали трассеры – значит, не заварушка между группировками, не разборка соседей по лестничной клетке из-за громко включенной музыки, а очередной этнический праздник. Вавилон стал приютом множества народов и культур, и потому праздники у нас каждый день.

Меня и Милену уговаривали купить соленый арахис и жареные семечки. Потом к нам пристал молодой прощелыга, уверяющий, что у него лучшие ножи в городе, чуть ли не из дамасского булата выкованные, и не смотрите, что «Made in China» проштамповано, это всего лишь досадное недоразумение. И если Милена не прочь была прибарахлиться – она всегда не прочь, – то я категорически воспротивился. Тем более, что мы уже подошли к решетчатому забору детсада, опутанному колючей проволокой.

У ворот дежурили четверо автоматчиков в бронежилетах и касках. Эти мужчины не состоят ни в одной из группировок. Район у нас такой – внеблоковый, за что мы его и выбрали для поселения. Милена и я приблизились к охране с поднятыми руками, держа наготове пропуски. Нам пришлось сдать личное оружие: я расстался с «Форт-14», оснащенным тактическим фонарем и глушителем, а Милена лишилась ОЦ-33 «Пернач» с магазином на двадцать семь патронов.

Разоружаясь у ворот детсада, я каждый раз чувствую себя так, будто меня прилюдно раздели. Даже исполняя супружеский долг, не расстаюсь со стволом. Обладать им всегда – это самое личное для мужчины, и ничего нет интимней!

– Проходите, – буркнул дородный усач-охранник, с трудом оторвав взгляд от декольте Милены.

Группа Патрика вышла уже на вечернюю прогулку, воспитательница – широкоплечая дама средних лет, заметный пушок на верхней губе, сросшиеся брови – с нетерпением ждала родителей, чего не скажешь о детках, которые с визгом носились по площадке, отгороженной от внешнего мира мешками с песком.

Наш голубоглазый блондин без малого шести лет от роду – в футболке, штанишках и бейсболке – увлеченно катал машинку в компании одногодков-автолюбителей.

– Здравствуйте, Герда Генриховна. – Милена заискивающе улыбнулась. Супруга робела перед новой воспитательницей, выправке которой позавидовал бы эсесовский фельдфебель. – Как сегодня наш мальчик?

– Вы задержались, – снизошла до ответа фройляйн Герда, удивив меня тем, что не вскинула руку в легионерском салюте и не рявкнула по-немецки непотребное. Неужели не было никого нежней вместо заболевшей вдруг Татьяны Ивановны?..

– Работа, знаете ли, – извинилась Милена.

– Да-да, работа, – поддержал я супругу. – У всех нас есть работа, и это прекрасно, что есть, было бы хуже, если б не было…

Женщины дружно – с подозрением! – уставились на меня.

Настал момент для признания?! Но я не готов!

Выручил Патрик.

– Папочка ты мой любимый! – сын кинулся ко мне на шею, прижался крохотным тельцем, таким беззащитным, что захотелось обернуть его своей железобетонной плотью, привыкшей к ударам судьбы, выстрелам из-за угла и прочим ежесекундным напастям.