Андрей Ерпылев - Песчаная война

Нелюбин отвернулся настолько равнодушно, что правозащитница внезапно испытала страх.

– Нет!!!

Женщина дернулась к мулатке, и Бритни совершенно инстинктивно нажала на спуск.

Грянул выстрел. Пуля вошла Летышкиной в плечо, заставила зажать рукой рану, и между пальцами пробежала струйка крови, неожиданно яркая на фоне всеобщей белизны.

Дороги назад теперь не было, и это мгновенно осознали все. В том числе – и жертва.

– Не надо…

– Стрелять не умеете? – возмутился Айзек, словно сам был бывалым армейским сержантом. – Добейте эту тварь!

– Нет!!! – вновь взвыла Летышкина, и тут же грянул еще один выстрел.

Теперь пуля пробила руку, вновь дав женщине призрачный шанс на жизнь.

– Да убейте ее, черт возьми! – не сдержался и Погранов. – Чему вас только учили?

Винтовка задергалась, выпуская один кусочек свинца за другим, и Летышкина наконец повалилась на песок.

– Все, – Айзек собрался идти, однако Нелюбин шагнул к лежащей женщине, потрогал пульс и вздохнул:

– Еще жива. В голову надо.

– Точно, – поддержал его журналист. – Так называемый контрольный выстрел.

Руки у Бритни дрожали, однако мулатка подошла к распростертому телу и вскинула «М16».

Летышкина с трудом открыла глаза и увидела над собой слегка дымящийся ствол. Перевела взгляд на Бритни, что-то попыталась просипеть, но винтовка дернулась в очередной раз, и слова остались несказанными.

– Вот теперь все, – после проверки подвел итог Нелюбин. – Надо ее чуть прикопать, чтобы не было видно. Ведь мигом поймут, что был кто-то еще. И сразу идти. Нам обязательно надо выйти к поселку. Должны ведь жить где-то неподалеку люди!

Миша Девятых в третий раз, без всякого удовольствия, перечитывал «Ярость могучих» Федора Есаулова, валяясь в тени плетеного зонтика. Он терпеть не мог фэнтези, да еще славянского пошиба, но чем еще было заняться? Вот и пробегал он глазами строки, за которыми рубились на мечах, саблях, булавах и всяких малопонятных «шестоперах» богатыри с трудночитаемыми и еще более труднопроизносимыми именами, неизменно заканчивающимися на «слав».

Отпуск затянулся. Подумать только: если еще несколько недель назад кто-нибудь сказал бы Михаилу Дмитриевичу, что валяться на солнышке и бить баклуши может надоесть – он бы поднял этого выдумщика на смех. Ведь в родном московском офисе, где пятый год после окончания института трудился сисадмином Миша, пока что дичившийся непривычного «взрослого» обращения по имени-отчеству, круглый год только и разговоров было, что о бывшем и предстоящем отдыхе: пляжах Египта и Турции, серфинге Таиланда и Доминиканы, лыжных трассах Австрии и Швейцарии, дайвинге Мальдив и Сейшел… А вот теперь и песок был не в радость, и ласковая теплая водичка, и жаркое солнце…

«А в Москве сейчас, наверное, холодно, – вздохнул Миша, перевернув страницу. – Мороз, гололед, пробки… Эх, где ж ты, Златоглавая?..»

– Мишка! – пробегая мимо, хлопнула лежащего по упитанной ягодице Светка – молодящаяся дама прилично за тридцать, в прошлые, «мирные», времена пару раз пытавшаяся заигрывать с робеющим при виде ее мощных прелестей юношей. – Хватит валяться! Приехал кто-то, слышишь? Вдруг за нами?

Со стороны отельного комплекса раздавался едва слышный шум автомобильных двигателей – дама обладала изумительным слухом.

Разговоры о безнадежно запаздывающей помощи давно навязли в зубах. Но о чем было беседовать немногочисленной «русскоязычной» колонии некогда престижного и многолюдного, а теперь – почти необитаемого отеля-города.

К слову сказать, пускали сюда далеко не всех граждан бывшей одной шестой суши. «Настоящие» европейцы – немцы, французы, англичане, итальянцы и прочие «арийцы» – на дух не выносят выходцев из-за давным-давно проржавевшего и рассыпавшегося железного занавеса. И если дальних своих родичей из бывшего соцлагеря и примкнувших к ним жителей восточно-балтийского побережья они еще готовы терпеть, то при одном лишь дуновении русского духа… Одним словом, за отдых «без этих русских» они были готовы выложить столько евро, что между вожделенным отдыхом «без соотечественников» и основной массой потенциальных отдыхающих вставал уже не железный, а по-настоящему золотой занавес. И тем приятнее было, преодолев его, чувствовать себя избранным…

«Ну да, – горько подумал Миша, складывая книжку и неразлучную видеокамеру в неизменный среди соотечественников пакет шереметьевского дьюти-фри. – Избранники, блин. Второй сорт, всегда и всюду – второй сорт…»