Максим Кисляков - Быть войне! Русы против гуннов

– Да как ты смеешь, шакал?!

Гунн в остроконечном шлеме бросил плеть, обнажил клинок, конь шагнул к воющему от боли гунну, тот попятился, нога зацепилась за корягу, он тут же рухнул, послышался сухой треск, степняк еще больше взвыл, рука нащупала свисающий клок от штанины. Советник Емшан нависает над ним черной тенью, рука занесла для смертельного удара клинок, солнечный луч самоцветами пробежал по холодной стали искусных мастеров далекого Востока.

– Стой, Емшан! – Гунн в кольчужной рубашке и остроконечном шлеме вздрогнул, кривой меч замер, лезвие хищно подрагивает, степняк медленно повернул лицо на оклик, побелевшие губы сжаты, крылья носа раздуваются. Перед ним на коротконогой лошади восседает младший сын хана, молодое, еще по-мужски не окрепшее тело закрывает кожаный доспех с нашитыми начищенными до блеска стальными бляхами, из-под рукавов свисают пряди мелких колец, голову венчает шлем-котелок – с такого обрушенное сверху лезвие неминуемо соскользнет, шею до самой спины скрывает плетение крупных колец из черного железа.

Остроконечный сапог сына хана легонько сжал лошадиный бок, та шагнула в сторону дрожащего в примятых кустах живого комочка. Желтоватое лицо степняка растянуто в ухмылке, вздернутый нос с шумом вбирает воздух, щелки-глаза светятся животным вожделением.

Гунн с размаху вонзил носок сапога в бок паренька, комок взвизгнул, сжался еще сильнее.

– Пусть он убьет ее! – заорал сын хана. Лицо перекошено от гнева, глаза страшно выкачены. Степняк вдруг запрыгал в седле, страшно заверещал, слюни брызгают в разные стороны. – Убьет, убьет, пусть убьееет!

Стоящие рядом гунны довольно зацокали, кивают. Емшан опустил меч, покорно склонил голову:

– Твоя воля, великий хан!

Всхлипывающую женщину повалили на землю, для пущей покорности плетью крест-накрест разорвали спину. Она протяжно взвыла, кожа с треском лопнула, кровь запузырилась, рванулась крохотными потоками из раны.

Рыдающего паренька бросили на женщину. Тот скатился на бок, обнял мать, уткнулся лицом в ее щеку, слезы крупными каплями стекают с его лица.

– Мамочка!..

Его тут же ухватили за шкирку, дернули в сторону. Руки мальчика в последний момент ухватили платье матери, но тут же он взвизгнул – кто-то с силой пнул в живот. Скорчившегося от боли ребенка вновь бросили на женщину, к горлу приставили нож.

– Убей ее, мерзкий раб!

Но тот лишь рыдает, рот жадно хватает воздух, мокрые от слез губы трясутся.

– Не хочешь подчиняться, урус, мерзкий раб? – сквозь едкую ухмылку процедил Емшан. – Тогда придется умереть и тебе.

Он кивнул одному из гуннов. Тот с готовностью подъехал к всхлипывающей женщине, в руках наготове короткое копье.

Женщина протяжно вскрикнула. Кони шарахнулись в стороны, заржали. Наконечник с треском прошил тонкую белую кожу, гунн с наслаждением навалился на древко, крутнул, резко выдернул, кровь ударила тугой струей, вязкой лужицей собирается на животе. Степняк довольно цокнул и со страшной силой обрушил копье на трепыхающееся от боли женское тело, намертво пригвоздил к земле.

– Мама!.. – заорал парень, обнимает женщину, весь измазался в крови. Слезы смешиваются с кровью, стекают в образовавшуюся под женщиной липкую лужу.

Советник Емшан недовольно покачал головой, его кривой меч хищно блеснул, вынутый до половины из ножен:

– Великий хан, позволь я смахну ему голову!

Сын хана натянул поводья, конь нехотя двинулся вперед:

– Я сам!

Йошт с побелевшими от страха губами, не отрывает глаз от медленно подъезжающего гунна к распластавшемуся на мертвом материнском теле мальчишке, холодным огнем блеснул ханский акинак. Подбородок рыжеволосого карпенца внезапно сильно затрясся. Один за одним перед глазами вспыхивают цветные круги, они кружатся и взрываются мириадами вспышек. Венед очумело трясет головой, но мир в глазах поплыл еще больше, странное забытье наваливается теплой волной. Сквозь липкую пелену Йошт ощутил в руке приятную тяжесть, брови взлетели вверх – перед ним вдруг в страхе шарахнулись кони, один из гуннов сорвался с седла и мешком рухнул в натоптанную траву, его глаза в ужасе округлились.

Палка в руке венеда с силой ударила занесенную руку с ханским акинаком, с треском переломилась надвое. Молодой гунн дико взвыл, упал с седла, катается в пыли, трясущейся рукой приставляет перерубленную кисть обратно.

Поляна наполнилась криками, кони дико ржут, защелкали плети. Перед глазами Йошта один за одним вырастают кусты, под ногами сочно трещат стебли, ветки больно хлещут по лицу. Он несется, с трудом различая сухую тропку, без валежин, пеньков.