Виталий Держапольский: Псарня. Первая кровь

20.04.48

Тысячелетний Рейх.

Рейхскомиссариат «Уральский хребет».

Блок «Сычи».

Пронизывающий ледяной ветер выдул из драного, видавшего виды пальтишка последние остатки тепла. Мальчишка остановился, зябко передернул плечами и, втянув голову в плечи, просунул нижнюю часть лица в большой вырез ворота. Некоторое время он глубоко дышал, стараясь согреть теплым дыханием занемевшее на ветру тело. Слегка уняв дрожь, малец вновь побрел по целине, потешно приволакивая огромные стоптанные валенки по закорженевшей снежной корке. Когда наст проламывался, паренек спотыкался и падал, проваливаясь по пояс в рыхлый рассыпчатый снег. Ругаясь не по возрасту «солеными» словечками, он поднимался на ноги, вытряхивал из валенок снег и продолжал свой путь. Мальчишка тяжко вздыхал, то и дело бросая тоскливые взгляды в сторону заснеженного леса, оставшегося позади. Под защитой деревьев он чувствовал себя уверенней и спокойней, чем в поле: не так донимал пронизывающий ветер и было где схорониться в опасный момент. А таких моментов в его недолгой жизни хватало за глаза. Родных Вовка помнил смутно, их лица стерлись из памяти — его отобрали у матери несколько лет назад согласно «Генеральной Генетической Директиве», [1] Генеральная Генетическая Директива — основной документ Тысячелетнего Рейха, регулирующий вопросы жизнедеятельности неполноценных народностей. предписывающей с семи лет воспитывать неполноценных в специальных приемниках-интернатах. За прошедшие годы мальчишка так и не сумел забыть, как билась в истерике мать, когда за ним пришли из комендатуры. Лица матери он не помнил, а вот её истошные крики и отчаянные вопли, когда она бросалась грудью на автоматы полицаев, до сих пор преследовали его по ночам. Но добраться до интерната Вовке было не суждено: колонна машин, что везла малолетних недочеловеков, собранных по окрестным деревням и селам в ближайший крайсинтернат, [2] Крайсинтернат — районный интернат для неполноценных. попала в засаду, устроенную партизанами. На свою беду, партизаны не знали, кого везут немцы, поэтому действовали крайне жестко: в перестрелке практически никто не выжил — ни немцы, ни дети. Вовка оказался счастливчиком — его даже не зацепило ни осколками мин, ни шальными пулями.