— Да пошёл ты…
Авторитет скорчился, сотрясаемый рвотными спазмами. Утёрся рукавом и продолжил.
— Держи, — катнул он, наконец, мне к ногам отрезанную безлицую голову.
— Оставь себе, пригодится.
— Ах да…
— И нож оставь. На клинке моё имя. Подарок жены. Передашь Ткачу вместе с головой. Надеюсь, это укрепит его веру.
— Жены? — усмехнулся авторитет.
— Чертовски жаль с ним расставаться, но я надеюсь его вернуть.
Человек, по сути своей — животное, и ни умение читать правильные книжки, ни тупое следование своду правил, утвержденных некогда хитрожопыми любителями пожить за чужой счет, ни на миллиметр не отдаляет его от инстинктов, заложенных матушкой природой: много и вкусно хавать, отъебать самую красивую самку, сожрать самых сильных самцов в округе и нагнуть всех оставшихся, согнав их в послушное стадо, построить самую большую берлогу, заиметь самую большую пушку и наплодить столько потомства, сколько сможет выпростать та самая самка, и сколько сможет вместить та самая берлога. А может и больше.
Дядя Степан уверенно двигался в этом направлении. Судя по словам мелкой прошмандовки, что уплетала напротив меня размоченную в кипятке галету, ее проблемная родня проживала в деревне Чашкинцы, что в шести километрах на северо-восток от города. Сама она помнила только это и еще то, что мясная лавка дяди отоваривала ливером сомнительного происхождения березниковский люд в двух кварталах к востоку от бывшего городского парка с огромным завалившимся колесом обозрения по центру. Туда я и направился спозаранку.
Владения Степы-Хряка, прозванного так то ли за экстерьер, то ли за свое свинское отношение к окружающим, занимали целиком первый этаж третьего подъезда грязно-коричневой пятиэтажки, увенчанной двускатной крышей, давно не спасавшей ни от дождя, ни от снега. Впрочем, вряд ли удастся найти такого ебанутого на всю голову, что решится хотя бы переночевать в этом и соседних домах. Если сам магазин был сух, чист, уютен, обитаем и непрошибаем, то соседние подъезды, верхние этажи и прочие строения окрест мало отличались от заброшенных пятиэтажек моего родного Арзамаса и прочих городов, в которых я превратил в мясо с кровью не одну сотню прямоходящих, но плохо соображающих особей.
При мысли о бифштексе, при нажатии на который ножом выступает алый сок, я сглотнул. С утра лишь одинокая галета, нашла свою смерть на дне моего желудка, поэтому я был зол, да и время поджимало. Ткач мог не сегодня-завтра покинуть город, даже, несмотря на известие о моей "смерти". Так что в сегодняшних моих планах была вылазка не только в мясную, но и во все оружейные лавки славного города Березники. Вряд ли Леха рванул по одному ему известному маршруту, не обновив свою покоцанную рекой снарягу. А значит, есть шанс узнать что-то новое о моём заклятом друге.
Не тратя время на затяжные обходные маневры и долгие задушевные беседы, я схватил за плечо пытавшегося прошмыгнуть мимо меня тощего мужичка с носом характерно фиолетового цвета.
— А что, по средам у вас в городе наливают?
— Так ить и по средам и по пятницам, тока места надо знать, — прощелыга подобрал свалившуюся с головы от резкой остановки шапку и улыбнулся во все свои три зуба.
— Это вон там что ли? — кивнул я в сторону узких запотевших окон.
— Не-е-е. Там Хряк, мясной лавкой заправляет.
— Степан?
— Ага. Степа-Хряк, чтоб он сдох, А наливают тут за углом у Прохора.
— Веди.
Водка — самая универсальная платежная единица, для меня еще и едва ли не основной инструмент по добыче информации. Конечно, монета или гвоздодер развязывают языки куда быстрее, но по пьяни народ выбалтывает порой то, что ему мешает рассказать алчный блеск или кровавая пелена в глазах. Главное уметь подогреть клиента ровно настолько, чтобы он уже потерял бдительность, но еще не потерял способность ворочать языком.
Вот и Вова Бактерия живописно и обстоятельно поведал мне о житии-бытии известного мудака Степы-Хряка. Через полчаса я знал, что семейство Олиного дядюшки обитает в двухэтажном кирпичном замке с башенками, задние дворы которого выходят на поля, где нагуливает вес скотина. Тут же за лесополосой: коровники, пара свинарников и птичник. Чуть поодаль в низине — бойня.
А чо? Все по уму. И близко и деревья не пропускают вонь к жилью.
В самих Чашкинцах, по словам Бактерии, после того, как там развернулся Хряк, больше никто не живет. Разве что невольнонаемные сельчане в двух крайних домах. Остальным Хряк надоел до смерти, буквально. Но несколько семей все-таки унесли ноги. Нет, конкретных случаев душегубства Бактерия, конечно, не знал, но то у одного чашкинца дом сгорел, то у второго заворот кишок случился. А дешево отделавшиеся — это те, кто, отдав Хряку в счет долга скотинку, подались от безысходности на заработки в город.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу