Артем Мичурин - Полведра студёной крови[СИ]

Подвергнувшись напоследок мануальному надругательству, которое, впрочем, так и не выявило закреплённого между лопаток кинжала, я покинул коридор-пыточную и очутился в храме любви.

Обожаю хорошие бордели. Даже не за их прямое предназначение, хотя это, безусловно, важная составляющая. Мне они всегда внушали чувство комфорта и прямо таки домашнего уюта. Не буквально, разумеется. Моя бетонная конура, пропахшая солониной и оружейным маслом — это совсем иной уют. А здесь… здесь мягкие диваны, алый бархат, золотая парча, накрахмаленные простыни и полуголые девки, пахнущие ванилью. Здесь другой мир. Оазис посреди суровой пустоши. Бывало, получив расчёт, я проводил по двое-трое суток в арзамасской "Загнанной лошади" безвылазно. Знал всех работниц в лицо, по именам и на вкус. Я жил бы там, будь моя воля. Но, увы, деньги имеют неприятное свойство заканчиваться, а с ними заканчиваются и сладкие денёчки. Дьявол… И откуда у меня такие пристрастья? Ведь казалось бы… Наверное, всё дело в Хашиме, и упущенных возможностях. Слишком многого я был лишён в детстве.

— Вечер добрый, — подрулила миловидная жрица любви, покачивая бёдрами в такт моему участившемуся сердцебиению. — Чего желаете?

Чего я желаю? О, детка, поверь, после долгого воздержания я желаю такого, о чём ты не захочешь слышать.

— К вам доктор из госпиталя заходил?

— Простите, — учтиво улыбнулась она, запустив стандартную процедуру вежливого посыла нахуй, — мы не интересуемся личной жизнью и профессией клиентов, так что я не совсем понимаю…

— У него дом горит.

Кокетливо прищуренные глазки моей визави округлились и забегали, понукаемые сомнением в правильности стандартного подхода.

— Я сейчас, — выдохнула она, наконец, и ускакала вверх по лестнице, стуча каблучками.

Вот так всегда. Чем отработаннее схема поведения, тем легче её сломать. Это как пуля и ствол. Пока их калибр совпадает, всё летит на ура. Но стоит только подать на вход нечто иное, отличное от штатного, как жёсткую конструкцию разрывает к ебене матери.

Буквально через пять секунд после того как каблучки отстучали последнюю ступеньку, на лестницу вылетел взлохмаченный тип в майке и расстёгнутых штанах с подтяжками. Он, едва ни споткнувшись от поспешности, сбежал вниз и без лишних проволочек умчался вон, как был.

На такую прыть я не рассчитывал. А потому, забыв на время про реквизированный арсенал, выскочил следом и помчался за шустрым "погорельцем". До того шустрым, что нагнать его удалось в каком-то проулке, пробежав чуть ни полгорода.

— Да стой уже! — ухватил я похотливого докторишку за подтяжки.

— А!!! Пусти! Ты кто такой, бля?! — попытался он вывернуться, но был отправлен пинком на сыру землю и, закрывшись руками, приготовился получать пиздюлей.

— Поговорить надо.

— У меня дом горит!

— Пока нет. Но если продолжишь орать, я это исправлю.

— Что?! — взвизгнул доктор и, чуть отдышавшись, продолжил уже с меньшей экспрессией: — Как? Мне сказали…

— Это я сказал. Не обессудь. Надо было тебя как-то вытащить из борделя. Кто ж знал, что ты такой импульсивный.

— Какого хера? — проскрежетал он, поднимаясь на ноги.

— Хочу поболтать о твоих недавних пациентах.

— Да? Я хочу, чтобы ты мне отсосал, раз уж не дал сделать это шлюхе.

— Знаешь, — схватил я грубияна за горло, — с вырванным кадыком тебе будет трудно отвечать на мои вопросы, а без этих ответов тебе будет трудно остаться в живых. Так что не усугубляй. Понял?

— Понял, — прохрипел он, когда пальцы разжались.

— Меня интересует наёмник с огнестрельной дырой в правом плече. Помнишь такого? И советую как следует подумать перед тем, как говорить.

— Да, — помотал доктор головой. — Да, помню. Он был вчера утром. Платил серебром, не здешним. Я подлатал и отправил восвояси. Даже имени его не знаю.

— Тебе и не нужно. О чём вы говорили?

— Да ни о чём. Я вообще не особо люблю болтать за жизнь со свежеподстреленными наёмниками. Мало у нас общих тем для разговора.

— Он что, ни слова не проронил?

— Ну, почему. Пришёл, сказал, дескать, помощь нужна, рану обработать. Я его пустил. А чего бы и не пустить? Завёл в кабинет. Спросил, огнестрел ли? Он подтвердил. Рана оказалась сквозная. Промыл, заштопал, перевязал. Он ещё, когда уходить собрался, спрашивал, где тут упасть можно, отлежаться. Я посоветовал пойти в доки, там ночлежка какая-то была. Вот, собственно, и весь разговор.

— Доки, значит?

— Я только посоветовал. Пошёл он туда или нет — знать не знаю.