Артем Мичурин - Полведра студёной крови[СИ]

— Меня?

— Нет, кобылу.

— Звёздочка.

Бля, до чего ж трудно с детьми. Неужели и я был таким же?

— Отлично. Ну а ты кто такая?

— Оля… Ольга, — поправилась она. — Селеванова.

— Далеко эти Березники, Ольга Селеванова?

— Два дня пути.

— А на барже?

— Часов восемь, если без остановок.

— Херово. Как у вас Ткач очутился?

— Кто? — подняла она на меня голубые глазёнки.

— Тот мужик, что в клетке сидел, а потом бойню в доме твоём устроил.

— Его дядя Андрей привёл. Говорил, что на берегу валялся чуть живой.

— Вещи при нём были?

— Вещей много было. Автомат хороший, патроны, полный рюкзак добра всякого.

— А что-нибудь необычное? Ну, такое, чего ты не видала ни разу.

Ольга задумалась.

— Пистолет у него чудной был. Навроде ПМа, только ствол толстый-претолстый.

— Нет, не то. Вспоминай.

— М-м… Больше ничего не припомню. Но я же мельком видела. А что ты ищешь?

— Кабы знать…

Тем временем телега под чутким руководством Ольги выехала к берегу и остановилась против большого дощатого плота на жестяных буях.

— Нужно вон ту штуку запустить, — указала она на небольшой покрытый брезентом предмет с правого борта.

Я взял лошадей под уздцы, завёл на плот и откинул полог. Под ним оказался дизель с лебёдкой, что меня немало обрадовало, развеяв опасения на счёт нецелевого применения моей мускульной силы. С третьей попытки дизелёк запустился, чихнул и, чадя, принялся наматывать стальной трос на катушку. Когда тот поднялся над водой, плот отчалил и неспешно двинулся к противоположному берегу.

— Расслабься, — посоветовал я сжавшейся в комок Ольге, за спиной у которой улёгся Красавчик. — Он сыт.

— Это ведь не один из наших? — спросила она, чуть дыша.

— Нет, не из ваших. Звать Красавчиком.

— Ручной?!

— Ну, я бы так не сказал. Гладить и кормить с руки не рекомендую.

Красавчик, смекнув, что стал объектом обсуждения, поднял голову и недовольно засопел.

— А можно… — Ольга сглотнула и продолжила дрожащим голоском: — Можно, он ляжет подальше от меня?

— Без проблем. Красавчик, дружище, будь добр, сдрисни под телегу. Дама смущается твоей близости.

Но гордое животное лишь надменно повело мордой и отвернулось.

— Э-э… Ничего не выйдет. У него, похоже, другие планы.

— Тогда я отойду, — сделала Ольга попытку отползти в сторону.

— Это лишнее. Красавчик может обидеться. К тому же, он не любит пустых мельтешений, как, впрочем, и я.

Девчушка снова сглотнула подступивший к горлу ком, и обречённо замерла на месте, готовясь, вот-вот быть порванной в куски. По чумазым щекам, прокладывая новые борозды, покатились слёзы.

Ненавижу плачущих детей. Они трясутся, корчат жуткие гримасы и издают слишком много шума. Это отвратительно.

— Слушай, — легонько пихнул я Олю в плечо, — завязывай, кругом и так полно воды. Я взял тебя провожатым, а не на корм Красавчику. Значит, так и будет. Нравится тебе или нет, он останется рядом. Но ты можешь на него просто забить.

— Забить? — повторила она, всхлипнув.

— Ну да. Забить. Насрать, плюнуть и растереть, положить болт…

— Болт?

— Господи… Тебе старшие не объясняли таких простых вещей?

— Нет. А теперь… теперь я — старшая, — Ольга последний раз всхлипнула и решительна утёрла сопливый нос рукавом, совладав с эмоциями. — Кто он такой?

— М-м?

— Тот, который убил мою маму и брата.

— А, так это были… Его зовут — Ткач. Алексей Ткачёв в девичестве. Наёмник.

— Почему ты идёшь за ним? Он и твою маму убил?

— Нет, вряд ли.

— Что-то украл у тебя?

— Это уже ближе к истине.

— Он не похож на местного. Издалека пришёл?

— Да, протопали мы с ним немало. От самой… Издалека, в общем.

— И как там, вдалеке?

— Что, дальше Березников не бывала?

— Нет. Отец говорил — дальше только лес полный чудищ. Во все стороны лес. А там, где леса нет, мёртвые города, в которые лучше вовсе не соваться. Но сам-то в Пермь ходил, — добавила она слегка обиженно. — Правда это?

— В основном — правда.

— А ты откуда тогда взялся, если не с Березников? И Ткач этот?

— Я же сказал: "в основном". Есть, конечно, ещё города, но их мало, и становится всё меньше.

— Почему?

— Делать там нехер, вот люди и уходят.

— А куда уходят?

— Туда, где лучше. В другие города, более успешные. Селятся вокруг, надеются откусить от большого пирога. Только мало кому удаётся. Так и гниют в своих трущобах. Батрачат, воруют, собой торгуют, детьми… Короче, выживают, кто как сумел.