Джон Френч: Горнило

Каждая молекула в моем теле распадается, мысли разлетаются в стороны, понятия места и времени исчезают. Прошлое разворачивается передо мной, словно широкое плоскогорье под парящей птицей. Сверху мне видна каждая подуманная мысль, каждое воспоминание, прежде запертое в клетку, все тайны, скрытые от меня на протяжении жизни. Ничто не потеряно. Я вижу собственное рождение и слышу имя, данное мне матерью. Проходят перед глазами несбывшиеся смерти, каждая из которых могла стать моей. Я истекаю кровью в темной подворотне каменного города, из последних сил зажимая рану на животе. Беснуется костер, и скрытая за языками пламени толпа ревет: «Гори, ведьмак!» . Голод медленно забирает мои силы посреди жестокой зимы. Это не мороки, не иллюзии варпа. Каждая из увиденных смертей реальна, и я могу выбирать. В моих силах изменить каждое из прежних событий, выбрать любой путь в прошлом, чтобы избегнуть настоящего. Я могу тихо умереть и сойти в небытие, обретя вечный покой.

Но память, та, что хранилась в крови, а не в разуме, приносит древний образ. Израненный рыцарь, едва держащийся на ногах, ступает во тьму, держа в руке обломок меча. Из мрака пещеры доносится низкий драконий рык. Рыцарь на миг замедляет шаг, думая о том, чтобы повернуться, уйти, смыть прохладной водой кровь с израненного тела, уснуть в мягкой кровати, вновь увидеть своих любимых. Но он идет вперед, во тьму, поднимая сломанный меч.

Я выбираю путь.

Мой мысленный взор обретает четкость. Над головой качаются черные ветки деревьев, ноги утопают в глубоком снегу, в ушах завывает ветер. Я умираю. Это последний миг моей жизни, последний удар в битве душ. Где–то в трюме «Горнила» лежит мое тело, изуродованное огнем, но здесь, в предсмертном биении мысли, я по-прежнему стою на ногах. Демон ждет меня у пещеры, топорща перья в призрачном свете варпа, и мы смотрим друг другу в глаза, зная, что связаны несокрушимыми узами. Он будет изгнан на тысячи лет, но я должен умереть здесь. Такова цена победы — жертва, древняя, как сама жизнь.

Я поднимаю сломанный меч и иду к своему врагу.

Трое, что обрекли меня на смерть, собираются в причастии.

+ Исполнено. +

+ Мы будем вечно помнить его. +

Тишина воцаряется в причастии, а затем голоса возвращаются, сплетаясь воедино.

+ Он был нашим братом, и поэтому мы называем его имя. +

Три разума повторяют эти слова. Они начинают ритуал мышления, в котором моя память прокатывается в причастии и сглаживается, словно галька на морском берегу. Они закаляют её до тех пор, пока она не становится крепкой и ясной, готовой к новому запоминанию. Часть разумов, та, что никогда не спит, добавляет мое имя к шепчущему списку, который ведется уже десятую тысячу лет. Некоторые имена из него высечены на камне, вырезаны на броне, вытравлены на лезвиях клинков, с которыми воины уходят во тьму. Но в полноте своей список существует лишь в разумах тех, кто отправляет своих братьев на смерть. Там мое имя будет жить, пока живы они, и в свое время другие примут эту тяжкую ношу. Настанет их час произносить имена ушедших. Это честь, и это покаяние.

+ Истафил. +

+ Истафил. +

+ Истафил. +

Где–то там, за пределами времени и надежды…

Я слышу их.