Джон Френч - Горнило

Резкий треск пронзает сгустившуюся тишину. Я разворачиваюсь, отыскивая источник звука, и слышу новый треск, напоминающий хруст сломанной кости. Теперь я успеваю заметить, откуда он донесся — один из стволов разрывается изнутри, и нечто выбирается из погубленного дерева. Струпья черной коры покрывают спину демона, но руки и туловище кажутся мягкими и бледными, как у утопленника. Какой–то желтоватый сок вытекает из ран и язв на его коже, сползая по телу липкими полосками. Полностью выбравшись из ствола, он отходит в сторону, гулко сотрясая землю, а на дереве остается глубокая рана, повторяющая форму новорожденного чудовища. Голова демона, плоский клин, прорезанный широкими щелями рта и ноздрей, с мертвенно-белыми катарактами глаз, низко сидит на плечах. Враг выпрямляется, и я вижу, что он вдвое выше меня.

Чудовище бросается в атаку, изменяя плоские ладони в нечто угрожающее, но я, сделав шаг назад, описываю алебардой резкий полукруг и перерубаю его руки выше запястий. Демон чуть отступает, поливая снег желтой кровью из обрубков, но тут же, издав ожесточенный рев, извергает в меня струю густой жижи из распахнутого рта. Доспех немедленно подает сигналы тревоги, сообщая, что неопознанная кислота проедает дорогу сквозь трещины в пластинах брони и соединения между ними. Личинки и черви вгрызаются в размягченный металл, а охраняющие руны, вытравленные на каждой пластине доспеха, пылают, отводя колдовство варпа. На миг я теряю сосредоточенность, и демон наносит удар своими вновь отросшими руками. Пальцы, похожие на клинки, врезаются мне в живот и подбрасывают высоко в воздух. Сообщения о повреждениях звучат в ушах, но нет времени прислушиваться — враг снова бьет меня, не давая упасть. Я отлетаю от него и врезаюсь в землю мешком костей и погнутой брони.

Встать на ноги удается, хоть и с трудом, и снег подо мной быстро окрашивается алым. Демон медленно приближается, упиваясь близкой победой, не обращая внимания на мокнущие ожоги в тех местах, где его плоть коснулась освященного доспеха. Он хрюкает, облизывается длинным черным языком, и, открыв жабий рот, довольно щерит ряды крючковатых клыков. Я опускаюсь на одно колено, чувствуя, как каждое движение отзывается болью в груди. Алебарда трясется, принимая на себя мой вес, я кажусь слабым, полностью обессилевшим. Это не совсем так.

Издав торжествующий вой, демон несется ко мне. Я жду до последнего, прежде чем направить острие алебарды прямо в разинутую пасть, и тварь сама насаживает себя на клинок с такой силой, что он пробивает череп насквозь. Массивное тело демона врезается в меня, его руки отчаянно молотят по воздуху, но враг все ещё жив. Тряся головой и обливаясь черной кровью из ноздрей, чудовище сползает по древку алебарды, пока его глаза не оказываются напротив моих. Алебарда скользит в рукавицах, измазанных кровью и жижей, но я, чуть отступив, изо всех оставшихся сил поворачиваю её в черепе демона. Доспех кричит от натуги вместе со мной. Нажав на древко, я прорубаю клинку путь на волю через затылок, челюсти и грудь демона.

Чудовище, наконец, падает замертво и мгновенно начинает пылать изнутри, а я, стряхнув богохульную кровь с алебарды, смотрю на расступающиеся деревья. Пещера разлома выросла и вновь хорошо видна, а ветер дует так, словно втягивается в её мрачное чрево. Тут же по лесу разносится вопль, в котором звучит крик новорожденного ужаса, триумф просыпающегося кошмара.

Я бегу на звук.

Трое отправили меня на «Горнило». Чтобы я мог понять, зачем это нужно, и осознать, что иначе нельзя, они поделились со мной своими мыслями.

Их собрание было не телесным, а духовным, таким, где не требовались имена и приветствия. Они, ставшие более близкими, чем братья-близнецы или вековечные друзья, просто появились из тьмы между собственными раздумьями. Каждый был лишь голосом, усиленным нотками ощущений и образов, но, стоило им собраться вместе, потоки их мыслей слились в один. После этого прогностикар ордена, гроссмейстер Седьмого братства и его же брат-капитан перестали существовать как отдельные создания и обратились голосами, звучащими в едином разуме. Это состояние длилось в обыденном мире не дольше мига, но для троих участников подобное собрание было более реальным, чем то, в котором они могли бы обменяться рукопожатиями или услышать речи друг друга. Мы называем такой ритуал общения причастием .