Александр Трапезников - Затерянные в Полынье

Мне не хотелось понапрасну запугивать старушку, но она должна была ясно представлять себе всю степень опасности и сложности порученного ей дела. Сам же я решил действовать следующим образом: вызвать огонь на себя. Это было довольно рискованно, но мне хотелось показать всем, что я кого-то подозреваю. Дескать, я уверен, что мой дед умер не своей смертью, а его утопили. И именно с этой целью я и приехал в Полынью – найти преступника.

Это, на мой взгляд, был единственный способ заставить убийцу занервничать, как-то проявить себя, привлечь его внимание к моей персоне. Называется: ловля на живца, которым в данном случае был я сам. А там будь что будет. Главное – заставить его обнаружить себя. Чтобы мы могли сойтись лицом к лицу. Иного выбора в моей ситуации не было.

Сбегав домой и взяв соломенную сумку, я отправился в магазин за продуктами, посчитав, что в этом центре народного парламентаризма я засвечусь быстрее всего. На перекресток я вышел одновременно с пятидесятилетним мужчиной, сухощавым, с курчавой бородкой, в круглых очках и панамке. Некоторое время мы шли рядом, делая вид, что не замечаем друг друга. Он так же держал в руке соломенную сумку – изделие местных умельцев. Наконец мужчина повернул голову в мою сторону, приподнял панамку и вежливо произнес:

– Разрешите представиться – доктор Мендлев. А вы, насколько я понимаю, племянник покойного Арсения Прохоровича?

– Нет. Я его внук. Вадим Евгеньевич Свиридов, – любезно отозвался я.

– Густав Иванович, – отрапортовал сельский эскулап. И продолжил: – Поселок наш маленький, и о вас уже прошел некоторый слух. Очень рад, что в Полынье появился еще один интеллигентный человек. А то, знаете ли, живем мы довольно дико… Ну-с, вы ведь тоже собрались в магазин?

– Вне всякого сомнения. Наши соломенные сумки выдают цель нашей прогулки.

– Да-с, это продукция одного здешнего мастера. Разрешите, прежде всего, принести вам свои глубокие соболезнования…

– Полноте, прошло столько времени. Скажите лучше, что это на нас надвигается столь устрашающим образом?

Из-за поворота вышла группа женщин, числом около пятнадцати, чрезвычайно возбужденных и крикливых. Эта армада, размахивая соломенными сумками, направилась в нашу сторону. Впереди идущие несли транспарант, на котором было написано: «Движение свободных матерей Полыньи – ДСМП». Сопровождал группу раскачивающийся словно на шарнирах полицейский с багрово-отечным лицом и в сдвинутой на затылок фуражке.

– Ах, это! Это у нас такая женская организация. Не то феминистки, не то лесби… – Доктор Мендлев не окончил фразу, мы посторонились, пропуская демонстрацию, причем служивый (очевидно, это и был Петр Громыхайлов) чуть не отдавил мне ногу сапогом. – Бациллы демократии, – равнодушно добавил Густав Иванович. – Сейчас ведь вновь разрешено ляпать любые партии и движения.

– Все как у людей?

– А вы как думали? Цивилизация добралась и до наших богом забытых мест.

– А полицейский тут для чего? Чтобы не произошло столкновения и коитуса с «Движением свободных отцов Полыньи»? ДСОП.

– Нет, – усмехнулся доктор. – Очевидно, блюститель просто идет по своей надобности.

– Но в ногу с матерями-девственницами Полыньи. А этой «надобности», мне кажется, ему уже хватит. Судя по цвету мордэны, напоминающей «Страну багровых туч». То бишь утреннюю звезду – Венеру.

– А вы наблюдательны, Вадим Евгеньевич. Да-с, господин Громыхайлов страдает этой извечной русской болезнью.

– Ну отчего же она только «русская», Густав Иванович? Вы, немцы, нам всегда льстите. Если не идете завоевывать.

– Я обрусевший немец, – несколько обиделся Мендлев. – Мои предки приехали в Россию триста лет назад. И честно ей служат.

– Не сомневаюсь. А здесь-то как оказались?

– Судьба-с. А точнее – Минздрав-с.

Вот так, мило беседуя, мы подошли к продуктовому магазинчику, который представлял собой одноэтажное, хотя и чрезвычайно длинное и широкое здание. Называлось оно, естественно, «Супермаркет». Внутри помещение было разделено на несколько отсеков, где имелись и съестные припасы, и хозяйственные принадлежности, и кое-что из одежды, обуви, и даже некоторые ювелирные изделия. Вернее, бижутерия.

У прилавка застряло человек пять-шесть покупателей, а продавщица (она же и хозяйка магазина) сидела за кассой. На ее широкоскулом и крутобровом лице тоскливо моргали глаза испуганной оленихи.

– Зинаида Алексеевна! – вкрадчиво обратился к ней доктор Мендлев. Я заметил, что у него несколько необычная, осторожная манера общения с людьми, словно он каждого считал своим будущим пациентом, который в данный момент передвигается на своих двоих лишь по странному недоразумению. – Не привозили ли еще лекарства по моему списочку?