— Говорит, что он режиссер этого спектакля, — передал Махони слова властителя, — и просто обязан быть где-то поблизости, в последнем ряду, даже если ему нельзя лично появиться на сцене.
Стэн понимал обуревавшие императора чувства и не мог не восхищаться его силой воли: в такой момент остаться за кулисами! На его месте Стэн похерил бы все протоколы и обязательно пошел бы поглядеть, как противник корчится в последней агонии.
Но не это было предметом размышлений Стэна, покуда он мерил шагами коридор. У него в голове роилось множество вопросов, которые, впрочем, сводились к одному: что босс поручит ему сейчас? Стэн был сыт по горло секретными операциями, подготовкой тайных убийств и прочим официально благословленным насилием. Он достаточно наубивал в своей жизни, от мысли о новом насилии уже мутило. И ему надоело, что им постоянно манипулируют. Надоело отдавать приказы и видеть, как люди гибнут, пытаясь их выполнить. Впервые на нем красовалась новенькая адмиральская форма, а уже и она ему надоела. Стэну смутно виделась жизнь, никак не связанная с армейской службой. Он мог только гадать, способен ли он жить спокойной мирной жизнью вне армии, но так приятно было хотя бы помечтать об этом.
Сент-Клер и Л’н были заняты продажей Сакс-клуба. Быть может, ему стоит присоединиться к ним, если они вложат деньги в какой-то бизнес. Да черт возьми, Ида для него заработала процентами такой капитал, что он может купить несколько улиц игорных домов!.. Или заняться шоу-бизнесом? Брр! Что-то не тянет. Нужно посоветоваться с Килгуром. А то объединиться и на пару затеять что-нибудь на одной из далеких планет Фронтира, поглядеть, как живут и что затевают тамошние аборигены.
Тут створка двери с легким шипением отошла, и охранник-гурк жестом пригласил его внутрь.
Стэн зашел и вытянулся по стойке «смирно» у порога. Вечный император нажал на клавишу, и телеэкран перед ним погас.
— Вольно, адмирал, без формальностей! — нетерпеливо бросил властитель. — Сыт по горло церемониями. Надеюсь, тебя не обижает, когда я говорю, что все эти солдафонские штучки у меня вот где сидят.
Стэн рассмеялся, нисколько не обидевшись, и сел в кресло — не спрашивая разрешения у его величества. Император встал, взял бутылку стрегга и два стакана. Наполнил оба стакана до краев.
— До того как я погоню тебя отсюда, у нас будет время осушить по стаканчику, а потом еще по одному. Как только эти поганые таанцы уберутся с «Нормандии», я отдам приказ лететь прочь.
— Направляетесь домой, сир? — спросил Стэн.
— Черта с два, — ответил император. — Прежде придется выполнить миллион формальных обязанностей. Ты знаешь всю эту петрушку: пожимать руки, целовать детишек, позволять фотографировать себя с людьми, которых я разрешаю считать важными персонами, благодарить моих союзников за то, что они сто раз заносили нож для удара мне в спину, но так и не осмелились осуществить задуманное… Ну и всячески раздувать свою популярность всеми доступными средствами.
Да, не видать мне Прайм-Уорлда в ближайшие шесть месяцев! И я заранее устал от всей этой белиберды. Что ни говори, настроение у меня совсем неподобающее.
Он встал, чтобы произнести тост.
— Выпьем за неподобающее настроение.
Стэн чокнулся со своим эксцентричным боссом, и оба опрокинули в себя море огня: чистый стрегг — штука забористая. Император налил еще по стакану.
Итак, выпьем и это — и гуляй, Стэн, иди на все четыре стороны. Неужели… свобода?
— Вот когда я вернусь из этого дурацкого рекламного турне, тогда завертится настоящее дело. И мне потребуется помощь.
Стэн понял, что мечту о свободе можно оставить.
— Мне приходилось перестраивать мою чертову империю не один раз, — продолжал император. — Но я не думал, что на этот раз дела обстоят так погано. Пойми правильно — я знаю, что именно надо перестраивать. Но после этой войны рядом совсем не осталось толковых людей, которые в состоянии помочь мне в этом.
Сулламоре и его прихлебателям только бы набить собственную мошну. Бездарные хапуги. Честным бизнесом они бы и гроша не заработали. Живут коррупцией. Короче, мысль о них не повышает мне настроение. Нужна свежая кровь, талантливые парни вроде тебя. Будет трудно. Подожмем яйца лет на пятьдесят — шестьдесят, но потом свое возьмем. Так, чтоб мы могли гордиться новым, очищенным миром.
Стэну разговор не понравился с самого начала; когда же в него заскочило это «мы», он встревожился не на шутку.
Читать дальше