Степан Мазур - Игры Смерти

Вот и сейчас, под равномерное покачивание поплавка на мелкой волне, бывший академик чуть посапывал и клевал носом. События былой жизни ему давно не вспоминались, а новых, учитывая почтенный возраст, уже не следовало ожидать. Когда сопение превращалось в храп, Иваныч лениво открывал один глаз и, удостоверившись, что поплавок не утоп, снова погружался в сладкую, мирную дремоту.

Сатана показался из воды без предупреждения. Он бы и рад был предупредить, да Иваныч стал глуховат на ухо, да ещё и подслеповат. Не услышал бы, сколько не пытайся.

Отплёвываясь от тины и снимая с мокрого котелка траву (он был в человеческом обличье), Сатана выбрался на берег. Не дождавшись никакой реакции от старика, рогатый осторожно присел напротив лодчонки и кашлянул.

— Иваныч, слышь, рыбкой не угостишь?

Пожилой рыбак открыл оба глаза. Пошамкал губами, думая, не спросить ли незнакомца, откуда тот знает его отчество (а значит, возможно, и имя с фамилией), но потом решил не затруднять себя мелочами, благо в округе о бывшем президенте Академии наук СССР и знаменитом авторе теории Ноосферы знали почти все. Не поворачиваясь к собеседнику, он громко произнес, словно цитируя на память одну из своих полузабытых лекций:

— И сказал Господь однажды: «Не давай им рыбы, глупец, но дай удочку»! Так чего ты от меня хочешь, искуситель? Вон у рюкзака удочка, а вот черви. Бери, да рыбачь, коли есть охота. А не хочешь, так не проси, чёрт полосатый!

Сатана не ожидал такого ответа. Удивленно подняв бровь, он внимательно себя осмотрел (костюмчик на нем был мокрый, твидовый, но определенно, не полосатый), потом поднялся и молча сходил за удочкой. Во-первых, насколько он знал из опыта, с академиками спорить было бесполезно (все равно, гады, победят), а во-вторых, какая дьяволу разница, души ловить или рыбу? Принцип один и тот же — насаживай наживку, бросай в мутные воды и жди, пока клюнёт. А как хорошо клюнет, так и тяни. Всё одно — добыча, ещё одно хобби ради интереса.

С другой стороны, подумал Князь Зла, от рыбалки возможно получить определенно больше прока. Рыбу можно было приготовить и скушать, а вот жрать людей, рогатый, к своему сожалению, не научился. Но это пока. Благо в собственной плоти по материальному космосу вечный дух разгуливал в первый раз.

Сатана с наслаждением забросил крючок с наживкой в воздух и вперился глазами в плюхнувшийся об воду поплавок. Глаз у него был наметанный на добычу. С крючка демона, насколько он помнил, сорваться могут не многие, ведь человек от природы слаб на халявку. А вот рыба, опять же, могла оказаться поумней — многомиллионный опыт эволюции, как-никак. Хоть и с голодухи, а сначала присмотрится, подёргает и лишь потом хватает…

— Ну вот, другое дело, — буркнул Иваныч. — На, хлебом прикорми. — И академик, отломив кусок краюхи, бросил её Сатане из лодки.

Тот словил. Осторожно взял хлеб и, растерев в руке, аккуратно раскрошил в воду у поплавка.

— Так?

— Ну а то. Сейчас такого карася вытащишь — закачаешься. Я в прошлый раз еле домой унёс.

Сатана убил некстати помешавшего процессу комара и растер по небритой щеке кровь. Кровь была, конечно, черной и ядовитой. Неужели кислота? Материализовавшийся демон хмыкнул. Ну и комары тут, однако.

— Иваныч, а ты откуда про рыбу и удочку знаешь? Ну, это: «Не давай им рыбы, глупец, а давай удочку?» — обронил он, а про себя подумал: «Я ведь вроде затер все ругательства в старых хрониках».

— Так это сейчас каждый знает, — ответил старик. — Столько халявщиков нынче развелось — хоть соли. Так пусть попробуют сначала сами, что это такое — трудиться.

— Да уж… — согласно протянул Сатана, поминая недобрым словом шестерых победителей-игроков. — Халявщики всегда были, это точно. Третья исконная профессия после шлюх и воров. Скорее даже после шлюх, непосредственно перед ворами.

— Иосифа Виссарионыча на них нет! — назидательно погрозил пальцем Иваныч, но тут же испуганно оглянулся. — Это я вам как бывший академик-зэк говорю. Политзаключенный, то есть.

На миг ему показалось, что в кустах сидит агент НКВД, но это был всего лишь отчаявшийся спереть рыбку суслик. Суслик был странно седой для такой мелкой безобидной животинки. Не переставая смотреть на собеседника рыбака, он странно моргал левым глазом и суеверно крестился.

«Радиация…», — настороженно подумал профессор Вернадский (уж он знал в этом толк!), но вслух ничего не сказал, лишь пожал сутулыми плечами.

А вот Сатана почему-то испугался. Это был первый его страх за последние две тысячи лет, с тех пор как он надоумил знакомых священников в Иерусалиме распять одного молодого проповедника из Назареи за вольнодумство. Тогда все висело на волоске, но вышло — просто отлично. Из мелкого финикийского демона известного только в паре палестинских городов, Сатана вдруг стал сосредоточием зла для всей огромной Европы.