Феликс Разумовский - Зона бессмертного режима

Весело, ох как весело стало на полянке — шум, гам, хруст, крик, снежная пыль столбом. Однако Бродов со своими крепился, на полный контакт не шел, работал со всей возможной мягкостью, тактичностью и аккуратностью — никакой травмирующей техники, жестких «блокажей», шокирующих ударов и воздействий на суставы. Так, детские игрушки — уходы, подставки, отеческие оплеухи. Зато уж ребятки-удальцы старались вовсю — срывали дистанцию, кричали «банзай», махали конечностями и перли, как на буфет. Им здорово хотелось под крышу, в барак, к мискам, буржуйкам и параше. Только вот Бродов не пускал, валил на снег всех встречных-поперечных. В общем, действо на полянке было еще то, впечатляло и навевало мысли об охоте. Правда, собаки подкачали, явно не вышли статью, зато медведи были хороши, породисты, бог знает из какой берлоги.

Однако вскоре ситуация переменилась — явились не запылились припозднившиеся. Чертовой, задыхающейся, позорно растянувшейся дюжиной. Они жадно взглянули на барак, мигом ухватили суть вопроса и дружно, с похвальной резвостью, невзирая на усталость, подключились к добыванию ключа. Черт знает как весело сделалось на полянке, однако Бродов со своими начал потихоньку хмуриться. Нет, двадцать пять на четверых это перебор. Воюют, конечно, не числом, а уменьем, однако же толпа и есть толпа, безликая, свирепая, разгоряченная, яростная. И чтобы обуздать ее, нужно действовать адекватно — с членовредительством, кровопусканием, со всей возможной мыслимой жестокостью. Это здесь-то, в учебном центре, во время семинара?

В общем, ситуация складывалась скверная, безрадостная, добра не предвещающая, и, как всегда в минуты реальной опасности, к Бродову пришел Свалидор. Откуда-то из невообразимого далека, из темных бездн подсознания, до которых ой как далеко знаменитой Марианской впадине с ее одиннадцатью, кажись, километрами глубины. Кто он и откуда, Бродов не знал, просто иногда вдруг ощущал прилив энергии, цунами, море, Эльдорадо сил и начинал смотреть на мир глазами сказочного исполина. Нечеловечески могучего, но все же человека, необычайно сильного, выносливого и быстрого, как это и полагается Стражу Вечности и Хранителю, Чтущему Закон Оси и Ведающему Пряжу Времени. Такое вот, блин, забавнейшее раздвоение личности, сюрпризец подсознательного, напоминающий диагноз. Имеющий к тому же практическое значение…

— Альз! — коротко пропел Свалидор, выплывая из потока времени, и Бродов уже без удивления увидел, как изменился мир, — окружающие его люди превратились в манекены, в восковые фигуры, безжизненные куклы, лишенные движения. С предельной осторожностью он приземлил одного, со всей возможной мягкостью опрокинул другого, бережно определил на снег третьего, пятого, двадцатого. Время для него остановилось, замерло, он словно видел какой-то странный фильм, состоящий из единственного кадра. Фильм, в конце которого все ребятки-удальцы заняли горизонтальное положение, став этакими шахматными битыми фигурами на заснеженной огромной доске.

Миг — и кино закончилось, Свалидор ушел, и мир вокруг Бродова ожил, наполнился экспрессией и движением. Снежная пыль смешалась с матом, стали подыматься потерпевшие, Кныш, Наговицын и Небаба ухмылялись, с пониманием подмигивали — насмотрелись, привыкли. Зато уж ребяток-удальцов прямо-таки шатало от изумления. Ну, блин, дела. Это же вихрь, торнадо, стихийное явление. И ведь наслышаны же были о подобных чудесах, но чтобы вот так, играючи, с обидной легкостью… жопами на снег… М-да… Что же это такое было? Тайчи? Модифицированное айкидо? С элементами ниндзюцу? Надо будет спросить.

Бродов, ухмыляясь, хранил молчание, на контакт не шел, бился с закоченевшим, надумавшим забастовать замком. Айкидо так айкидо. Модифицированное так модифицированное.

О Свалидоре он не рассказывал никому — ни товарищам по училищу, ни коллегам-сослуживцам, ни высокому начальству. Это был его заветный, трепетно хранимый секрет, сокровенная тайна, упоительная, не предназначенная для посторонних сказка. Мир, где нет уставов и развитого социализма, а воины бескорыстны и подобны богам. Мир, где не имеют значения ни добро, ни зло, а важна лишь уравновешивающая их справедливость.

Замок тем временем капитулировал, вяло разомкнул объятья, и дверь под скрип железа подалась. Внутри барака было так себе, сумрачно и неуютно, зато стараниями все того же Звонова имелись дровишки и харчи. В количествах, как Бродов и обещал, изрядных, отменно радующих взор.